Власова татьяна сергеевна и джигарханян

Если бы случилось нечто очень серьезное… А то, что случилось, я не считаю очень серьезным. Это нас потрясло, да. Но чувства-то остались, которые были столько лет. Вообще никогда не думала, что мы разойдемся, что я буду доживать век с кем-то другим… Мы с Арменом настолько спаяны, хоть это и избитое выражение. Кстати, он сам как-то сказал: «У меня, бывает, рука болит, нога, но я же не буду ее отрезать. Это же часть меня, часть тела». Так и тут. Когда мы неожиданно расстались, один общий знакомый спросил: «Татьяна Сергеевна, ну как вы?» Ответила: «Пусто». Не лила слез, не охала, не ахала, не проклинала. Просто не понимала: а что мне теперь делать, я же жила его жизнью, все с ним делила. Да, были у меня и свои увлечения — и читала, и ездила по миру, и фотографировала, и писала. Могла, действительно, сказать: «Все так все!» Но ведь новой жизни-то не построишь… Я уже не в том возрасте, да и жить для себя не привыкла. Верная.

У него такой пустоты не было. Да, обжегся, оценил. Каждый день настроение разное — то жалеет меня: «Бедная, как ты намучилась». То вдруг признается: «Я тебя очень люблю». Понимаю — это все вершина айсберга, а сколько там внутри — того, что Армен прожил. Никто не увидит и не узнает. Как-то что-то ему недавно рассказывала, а он мне в конце: «Ты потрясающий вообще человек, такая умная». Шучу в ответ: «Вообще-то я всегда такой была, просто раньше больше молчала, и ты не знал». Да мужу и некогда было сильно меня разглядывать, изучать. Мою помощь по жизни он всегда принимал как нечто разумеющееся. Сейчас, когда Армен меньше работает, не может сесть и куда-то поехать, у него много времени на осмысление.

У него жизнь всегда была слишком наполненная: репетиции, коллектив, театр, гастроли… Никаких скандалов я ему никогда не устраивала. Мы в принципе не сидели нос к носу, не критиковали друг друга, иначе были бы сплошные разговоры о театре, ревность к успехам. Но, если бы, извините, я стала министром культуры, тогда бы Армен Борисович понял, что он все равно остался бы для меня номером один, самым главным.

Может быть, это и называется компромиссом. Я в любой момент могла в позу встать, высказать, и Армен принял бы к сведению. Ко всему прочему, вы представьте, у него и почитатели, и женщины, которые за ним бегают. Артисту важно видеть, что его любят. Все это я понимала, видела, как на него смотрят, как он мог посмотреть.

Я же знаю его мир изнутри. Сама целовалась с актером, который мне как человек был неприятен, когда играла в пьесе Радзинского «104 страницы про любовь». Армен Борисович в одном интервью так и сказал: «Люблю театр, там столько у тебя и жен, и любовниц». Мне стало настолько обидно — он что, об этом мечтает, лишен и страдает? И на полях газеты, надеясь, что она ему попадется на глаза, написала: «Спасибо!» И это был весь наш скандал. А газету он так и не увидел.

Да. Я редко делаю про себя какие-то открытия, и была даже удивлена, что способна на такие эмоции. Вот, что чувствуют жены, которых бросают, «брошенки»… Сейчас он рядом, рука его на моей. Говорит какие-то приятные слова каждый день, хотя раньше не был таким сентиментальным. Может, вину свою ощущает. Может, себя на моем месте представляет.

Мы оба потерпели, здоровье стало хуже, болеем… Но что делать. Я прилетела вывозным рейсом в апреле, отвели два часа на сборы. В Штатах оставила все. На днях Джигарханян меня как раз спрашивает: «Скучаешь по Америке?» Сказала честно, что да. Но в целом стараюсь ему об этом не сильно рассказывать, чтобы не усугублять. Ведь я из-за него все бросила…

В аэропорту проверили на ковид, симптомов не было. Позвонила Армену Борисовичу, мол, меня везут в отель на карантин. Тот возмущенно: «В какую гостиницу, ты что. Домой!» Захожу с двумя чемоданами, в маске. А сколько я добиралась… Через три штата, потом 13-часовой перелет, самолет сначала сел в Петербурге, потом только в Москве. Армен уже сидел и на дверь смотрел — ждал моего появления. Сразу сказала — никаких, к сожалению, объятий, нужно пока держаться на расстоянии. 14 дней просидела в комнате, в нашей спальне, которая ничуть не изменилась.

Я уже даже не расстраиваюсь из-за этого, хотя сначала очень переживала. Раньше имя Джигарханяна в прессе ни с каким скандалом не ассоциировалась. А теперь… Обидно, что придет новое поколение, которое будет уже на основе лживых статей делать какие-то выводы. Армена Борисовича оберегали и оберегают от сплетен. Раза два он увидел какие-то передачи, так потом человека откачивали, близкие друзья мне рассказали. Всякие истории бывают, когда разбивают семьи. Но тут кое-кто до сих пор остановиться не может, хотя куда дальше-то. Мне иногда кажется, что просто человек не совсем здоров психически. Здоровый бы уже отстал, занялся своей жизнью, профессией.

И оно никогда не звучит в присутствии Армена. Мы этих тем избегаем, муж понимает, что я тоже пережила не самые приятные годы. Помню, как-то в одном разговоре в связи с ситуацией, связанной с предательством, прозвучала фраза, мол, «это не потому, что он дурак, а потому, что чересчур доверился». Джигарханян, услышав, задумался. Мысль ему показалась интересной, что-то объясняющей, как-то встрепенулся от нее даже. Думаю, ну, может ему легче станет от этого. Но я эту женщину не прощу никогда. Всем в любом случае воздается по заслугам. Она последние годы нашей жизни просто испортила. Хорошо, у меня гены хорошие, мама 100 лет прожила. Я закаленная во всех смыслах, родилась в Сибири, по снегу бегала, ледяные сосульки жевала.

И к этому примешиваются генетические вещи. У него мама, Елена Васильевна, в 86 лет умерла, под конец жизни она не узнавала никого, путала. Может, что-то от нее перешло. Физически мужу уже ходить трудно, в колясочку тянет, чтобы повезли. А голова — ясная, мыслит так же как всегда — интересно, неожиданно. Но сейчас, конечно, возраст: иногда ему нужно дольше подумать, «проглотить» то, что слышит, просит меня не торопиться.

Да, регулярно его забирают в одну и ту же больницу на плановое — прокапать, прочистить, почки проверить. Смотрят давление, кровь, сахар — показатели обычно нормальные, потому что всегда даются вовремя какие-то таблетки. У него там уже своя палата, хоть табличку вешай, персонал его знает.

В основном смотрит футбол, знает все команды. Уже не стал ни за кого особо болеть, но армян поддерживает, когда те играют с кем-то. Спорт он всегда считал самым интересным, полезным и настоящим занятием в жизни. Цирк еще любит — потому что там другие законы, человек весь естественный, ему не до понтов. Так же и футболист не может нестись за мячом и одновременно думать, нравится он в этот момент девушке или нет. В Ереване Армен, тогда еще худенький, с большой головой и большими ушами, тоже играл в командах, быстро бегал. Чего сейчас про него не скажешь — стал медлительным, размеренным. Совсем другим.

Помощница готовит ему отдельно, специальную пищу. Хотя он постоянно нарушает диету, как что-нибудь унюхает у меня. Недавно вот принесла домой пиццу с грушей и сыром. У сиделки всегда спрашиваю, можно ли мужу такое. Потому что она медработник, по закону за все отвечает. Сахар меряет даже ночью, инсулин колет, поэтому иногда можно сладкое — чтобы не накапливалось это чувство лишенности. Так Армен навернул всю эту пиццу, как будто его не кормили два дня.

Джигарханян вообще никаких торжеств не любил никогда. Как-то лет в 50 сказал: «Если когда-нибудь я захочу сидеть на сцене в кресле и принимать подарки, ударь меня чем-нибудь тяжелым по голове». Тем не менее, 3 октября в театре будет открытие фестиваля имени Армена Борисовича. На нем молодые режиссеры, желающие заявить о себе в театральном мире, будут представлять свои спектакли. Столько заявок поступило, что организаторы не ожидали. Даже из-за границы — из Черногории, из Еревана. В качестве приза — возможность поставить спектакль на сцене театра Джигарханяна. Сначала думали, как поступить — ехать или нет, все-таки пандемия, опасно. Хоть все и предусмотрено и меры принимаются. Муж записал обращение к участникам мероприятия. И дома, да, конечно, отметим. На 65 лет творческой деятельности приходили товарищи и руководство театра, поздравляли Армена Борисовича. В день 85-летия, конечно, будет кто-то из наших друзей.

Он очень терпеливый, мужественно все переносил, даже болезни. Никогда не жаловался. Вижу, ему плохо, спрашиваю, что болит. Показывает. А приходит врач, и слышит от Армена: «Да все хорошо». На публику — мачо, предводитель разбойников. Но это не он, это хороший актер, который создал образ. В жизни он очень стеснительный. И в отношениях с женщинами у него никогда не было такого – чтоб вот прям роман на стороне, интрижки.

Да, с прежней жизнью нашу нынешнюю трудно сравнить. Хотя Армен и не был особо ходок по ресторанам, да по премьерам. Для нас раньше самым большим счастьем было сесть и куда-то поехать. Всю Европу на машине посмотрели. Муж очень любил водить — это его самый главный вид отдыха. Когда сама выучилась, поняла — это такая свобода, ты прямо властелин жизни.

Да, с ним там советуются, звонят, приходят. Он, понятно, уже не так мобилен, не так деятелен, но театр по-прежнему в нем нуждается. Есть еще прибавки к пенсии за Народного артиста какие-то. Вот жена — даже не знала никогда, сколько получает муж. Он сообщал всегда: деньги на тумбочке. Сразу начинала раскладывать их по конвертикам: за свет, за газ, за квартиру. Если что-то оставалось, шло в отдельный кошелек — на непредвиденные расходы. Там и чашечка новая появлялась для кофе, и еще что-то.

Не раз, кстати, видела неподдельное удивление журналистов или коллег, которые приходили в гости, от того, как скромно мы всегда жили. Слухи-то другие ходили. Думали даже, что другая квартира есть — с полами из оникса, дверными ручками из малахита. Но мы ее никому, якобы, не показываем, чтобы как бы не завидовали. Я в этом плане такая же. Может быть, поэтому у нас всегда был хороший союз. Никогда не выступала: хочу то, хочу это… Армена очень много использовали в плане: покажите лицо. Кому-то телефон провести, кому-то помочь украшения купить из-под полы. Никому не отказывал. Я однажды поинтересовалась из спортивного интереса: ты стольким людям сделал добра, почему для нас никогда ничего не просишь. А он: «А для себя мне стыдно просить».

Уж так уж я устроена — воевать с вредными насекомыми мне неинтересно.