Валентина федотова актриса личная жизнь

   ФЕДОТОВА Валентина (29.07.1947), актриса.

   Окончила саратовское театральное училище им.И.А.Слонова (1972), работает в саратовском государственном академическом театре драмы.

   -Я буду ждать вас на остановке, – сказала Федотова. – Вы знаете меня в лицо?

   – Обижаете, Валентина Александровна, – смутилась я. – Как же можно вас не узнать?!

   В цветной меховой куртке, в черной шапочке, из которой своенравно выбивались мелкие рыжие кудряшки, она выделялась среди горожан, одетых во что-тоуныло правильное, серо-черное-коричневое.

   – Да она же по настоящему, без всяческих косметических ухищрений рыжая, – думаю я. – Одна из примет классической ведьмочки, что называется, налицо.

   Земная жизнь булгаковской Маргариты закончилась в тридцать лет. Наверное, немало поклонников этого бессмертного романа задумывались, а как бы выглядела возлюбленная Мастера, проживи она еще четверть века… Смешная загадка! Маргарита, достойно прошедшая испытания временем, Маргарита, потерявшая многих из самых-самых любимых, с тонкими лучиками морщин у глаз – это все она, Федотова, без преувеличения культовая актриса Саратова, на которую ходят вот уже несколько поколений театралов.

   Жизнь перенасыщена тайными знаками и кодами судьбы. Один из шифров личности Федотовой в ее рождении. она появилась на свет на Каримовском разъезде, в Костромской области, когда ее мать везли рожать. родилась в пути и стала вечной кочевницей. Актеры – в какой-то степени те же цыгане. городов, по которым она гастролировала, за эти годы было столько, что все и не припомнить.

   Голубоглазая девочка, которую сверстники ласково называли Рыжуха, не то чтобы с детства мечтала быть актрисой. Скорее, она мечтала познать саму себя, “духовно распечататься”, как сказала Валентина Александровна. Потаенность и открытость, наивная, детская чистота и уже вполне оформившаяся взрослая “плотскость” – все это пульсировало, мерцало в ее интонациях, в ее мимике уже в юности. а в двадцать лет она впервые попала в театр, в московский театр имени Маяковского. и не на что-нибудь, а на “Медею” в постановке Охлопкова, с талантливейшей Козыревой в главной роли. Сказать, что она заболела театром, значило бы ничего не сказать. театр пророс в нее, стал ее наваждением, театр растворился в ее крови. Аеще свершилось обращение. Став актрисой от Бога, она получила от Всевышнего толику голубой крови всех королев, которых ей предстояло сыграть.

   Львица по гороскопу, она всегда была своенравна, всегда жила под девизом: “если я не первая, то меня просто нет”. театр усилил, умножил в ней жажду первенства и одновременно … примирил ее с жизнью. “Львицы ведь спят, когда они не на охоте, – с опасной улыбкой призналась Федотова. – Львицы ленивы и апатичны в повседневной жизни. Такой всегда была и я, ведь моя охота – это театр”.

   Сцена стала в судьбе Федотовой хитрой ловушкой, обиравшей сердце, но оброк этот оказался столь сладок! Как она любила на сцене! Истово и лирично, безумно и нежно. Знаю семью, в которой новорожденную назвали Валентиной, в честь актрисы, после того, как увидели ее в пьесе “Прошлым летом в Чулимске”.

   Как истинная актриса, Федотова плутала подчас между реальностью и ирреальностью и пылко влюблялась не столько в своих партнеров по сцене, сколько в персонажей, которых они творили. Множество женщин, должно быть, бурно завидовали эмоциональной щедрости ее женской жизни, тому, что она нравится и она притягательна. Но … Завидовавшие никогда не понимали, что главный любовный роман, роман ее жизни она крутит не с мужчиной – с театром… “Этот мир мой”, – могла бы повторить она фразу персонажа Булгаковского “Театрального романа”. Что касается реального мужчины, то в юности, по большой любви, она вышла замуж за разносторонне одаренного человека. Две творческие личности под одной крышей – это не просто, но любовь искупает многое. Жизнь оказалась вдвойне непростой, потому что, как любой женщине, ей хотелось посвящать себя дому, любимому человеку. Но… Кроме дома, был еще и театр, работа актрисы, требующая не службы – служения, не жизни – жития. И был талантливейший, непростой, изматывающий и одаряющий творчеством, знавший ей цену как незаурядной актрисе Александр Дзекун, режиссер, при всей неоднозначности своего нрава сумевший создать в провинции театр, о котором говорили и спорили в столицах.

   – По чувствам, по интеллекту, по энергетике и муж, и Дзекун были гораздо талантливее, значительнее, масштабнее меня, – говорит Валентина Александровна. – И оба они воссоздали меня таковую, какая я есть сегодня. Я была зерном, которое перемалывали два этих человека, каждый из которых с трудом мирился с присутствием в моей жизни другого. Быт, привязанность к мужу и ребенку, по мнению режиссера, крали драгоценное время у театра, актерская профессия с ее репетициями, премьерами, гастролями часто похищала у домашних меня. Вы только вообразите, за тридцать лет совметсной жизни мы один-единственный раз отдохнули всей семьей, тогда еще с маленьким сыном Никитой, на юге, в Мисхоре.
Валентина Александровна прожила с мужем ровно тридцать лет.

   Восемь месяцев назад мужа Федотовой не стало. Шестой инфаркт – сердце, источенное болезнью, порвалось. Не исключено, что болезнь эта не только из разряда гипертонических. Может быть, то была болезнь любви, ведь Борис буквально сиротел, когда она уезжала из дома, не то что на гастроли – даже на дачу. “Без тебя из квартиры словно ушла душа”, – жаловался он ей. За год до болезни он начал писать творческую биографию своей Валюши. Деликатно, скурпулезно и неспешно уточнял у нее даты, имена, какие-то детали из событий былого. Федотова, с ее-то неукротимым темпераментом, отнеслась к написанию мемуаров с недоумением и недуовольствием. Сама она с какой-то королесвкой ветреностью никогда не сибирала личного архива. Валентина Александровна не любит возвращаться в театральное прошлое. Со времен “Мастера и Маргариты” она не обращалась больше к этому роману, потому что тогда, на сцене, исчерпала свой интерес к нему до дна. И со многими другими авторами у нее такие же взаимоотношения.

   – Прошел спектакль – довольно, – убеждена она. – Пережито и забыто. Я хожу в тапочках без задников – назад пути нет.

   Абсолютно не нужны Федотовой (да не оскорбятся ее поклонники) и аплодисменты. Она не любит разговоров об энергетике, связывающей актера и зрительный зал, ей чужда вся эта философия, может быть, потому, что она на редкость не “актерская” актриса: она легко брала от жизни ее дары и столь же легко отдавала. Другим было убийственно мало любви ли, славы ли, а ей всегда было много, всегда с излишком. Да и впрямь, с какими актерами она играла и снималась в кино – Александр Михайлов, Владимир Гостюхин, Николай Крючков. “Дамское танго”, “Родник” – вот лишь некоторые из фильмов с ее участием. А сколь поразительными театральными партнерами были у нее Олег Янковский и Владимир Седов!

   В “Талантах и поклонниках” персонаж Янковского был влюблен в Негину – героиню Федотовой – столь проникновенно, что она всей кожей ощущала мощь этой любви. Но ведь пробудила свим актерским и жеским темпераментом эту любовь в нем она!

   – Женщина всегда шлет мужчине тайный знак, – убеждена Федотова. – И без этого знака невозможны ни любовь, ни творчество.

   – А каков в реальной жизни Крючков? – спрашиваю у Валентины Александровны. – Он такой же славный, как его персонажи?

   – Лучше, – тепло улыбается Федотова, и нежность воспоминания смягчает ее губы. – Мыс ним и рыбачили, и по грибы ходили. Он мудрый и добрый.

   “Съемки в кино позволили тебе узнать людей”, – сказал ей однажды муж. Она согласилась: возможность киноработы всегда окрыляла ее, потому что съемочная площадка – это всегда атмосфера особого братства, праздника любви. Да и потом, где бы она еще пересеклась и пообщалась, и поработала с такими фантастическими личностями, как Рыжов, Лапиков, Станюта!

   Валентина Александровна бережно, словно живое существо, принесла, прижимая к груди, рукопись (будет, будет издана, ведь ее героине когда-то напророчили сокровенное:”Рукописи не горят”), и сказала голосом, который вдруг сорвался в хрипотцу, еще невыплаканных, но дрожащих в нем слез: “Я вам не могу дать эти мемуары с собой, но здесь можете почитать, я вам доверяю”.

   Я полистала книгу саратовского Мастера, посвященную его Маргарите. Ласковость, бесконечная нежность автора по отношению к женщине всей его жизни почти вызвали слезы у меня, совершенно постороннего человека. Сама же Федотова прочитала мемуары мужа лишь после его смерти, прочитала и спрятала, потому что это слишком больно.

   – Пока ты рядом, я не умру, – твердил ей в больнице муж.

   Она дневала и ночевала в его палате. Она реанимировала его своей любовью, она принадлежала только ему, а не театру. Но однажды в палату мужа положили еще одного человека. А Валентине предложили пойти ночевать домой. Они посмотрели друг на друга, и разлука на одну ночь отразилась в их глазах прощанием навсегда. Это сложно объяснить, но интуитивно они поняли, что это – конец.

   Федотова курит сигарету за сигаретой и не просто говорит, словно думает вслух.

   – У нас было прекрасное начало семейной жизни, путанная болезненная середина и девять месяцев почти божественной любви перед его уходом. Девять месяцев я выхаживала свою любовь, как ребенка, муж и был словно мой ребенок. Он мне сказал незадолго до кончины, осознав всю мою неизменную преданность ему. “Прости меня. Я не знал, с кем я живу”. Знаете, я бы ему тоже повторила эту фразу.

   – Поздно, – должно быть, безжалостно отзываюсь я. -Это конец.

   -Конец наступит, когда умру я сама, – вскидывает голову Федотова, и я вижу глаза не женщины – голубые глаза разъяренной сиамской кошки, в глазах пляшут искры бунта, те самые искры, от взгляда незабвенной Маргариты, громящей квартиру Латунского. Потом эта гневность исчезнет с лица женщины, и я увижу, что она уже не Маргарита. Она просто Валя – Валентина, обыкновенная русская вдова и, словно читая мои мысли, Федотова отзывается на невысказанное мною.

   -Вокруг столько горя… В доме, где я живу, полно вдов. Так много женщин теряет близких.

   …Перед портретом Бориса мерцеат Лампадка. Для актрисы Федотовой Бог живет не над ней, а в ней, в потаенных тайниках ее души.

   Актер – это сверхчувствительность. Хороший актер – это, скорее, не умение играть, а сознательный уход от игры, вхождение в чужую душу. Так вот Федотова – почти экстрасенсорна на сцене, она вся насквозь исключение из правил “как надо играть”. И она же – написанное собственной кровью правило, как надо жить на сцене, поднимая до себя любую, нет, не роль – судьбу. Над ее странной героиней в кузнецовском спектакле “Конкурс”, спектакле, который был включен в репертуар гастрольных спектаклей театра во Франции, люди смеялись. Федотова… в роли клоунессы! Это казалось почти немыслимым, но она блистательно осилила и комичное. Правда, как сказала мне одна любящая театр приятельница, посреди смеха иногда комок подступал к горлу и становилось трудно дышать.

   В горьковской пьесе “На дне”, поставленной Антоном Кузнецовым, Федотова играет Квашню. От боли, от душевной исковерканности ее героини подчас становится физически нехорошо. а в пьесе “Падение Рима” шли мурашки по коже от неистового крика ее безмолвной героини. Воистину – кричать могут не только уста…

   Что меня всегда поражало в этой актрисе, так это “подводная” часть ее ролей. Да, она не все выплескивает на зрителя, некий драматизм своих персонажей она ухитряется каким-то неуловимым образом оставить “за кадром”. Но намекнуть о нем так, что у зрителя замирает сердце. Точно так же было в фильме “Кавказский пленник”, в котором Валентина Александровна сыграла мать персонажа Сергея Бодрова – младшего.

   – Как вам удалось добиться такого лаконизма и одновременно правдивости игры? – обращаюсь я к Федотовой. Актриса с минуту молчит, а потом отзывается тихим глуховатым голосом.

   – Я представила себя спасающей собственного сына. Обычно я таким приемом никогда не пользуюсь. но в “Пленнике” я устроила эту замену не для того, чтобы усилить боль, а для того, чтобы сфокусировать страдания в сердце, для того, чтобы, не дай Бог, не пережать с эмоциями. Страдания матери, лишающейся дитя – это свято. Я не могла позволить себе даже что-то, отдаленно напоминающее игру.

   – А как вам показался Сережа Бодров? – осторожно спрашиваю я.

   – Сережа… – Федотова закуривает очередную сигарету. – Вы знаете, он был поразительный, он был настолько чистый, искренний, нежный человек, что рядом сним становилось как-то неловко… За собственную греховность. Знаете, по-настоящему чистых людей очень мало. Сережа как бы дар для всех окружающих, когда случилась трагедия с его съемочной группой, не хотелось верить в нее. А на девятый день, после схода ледника, он мне приснился. Я иду по нашему саратовскому театру, а в конце коридора он, Бодров. Я тяну к нему руки, стремясь обнять, и радостно говорю: “Сереженька, ты живой!”, а он мягко отстраняется и говорит: “Не прикасайтесь ко мне, МНЕ ОЧЕНЬ БОЛЬНО”. Проснувшись, поняла, сон может обозначать одно – он умер.

   Мир жесток. В мире стопроцентная сметрность, но, честное слово, все не так плохо, если чью-то израненную душу окликнет и погладит со сцены этот неповторимый, словно обернутый в драгоценную парчу, голос – переливчатый, мягкий, обольщающий, очень живой.

   …На даче Федотовой, где она обожает возиться с зеленью, восстанавливая силы после спектакля, растет удивительный цветок, с ярко желтыми лепестками, ежедневно распускающийся на закате, пышно разгорающийся красотой в темноте. “Энотера” или “Ночная свеча” называется этот цветок. Федотова и сама из той же странной, драгоценной, и дикой породы.

      Светлана Микулина. “Новые времена”, 1 ноября 2002 года

Фильмография:

1979 МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ

1979 ЦЫГАН {купить DVD}

1981 РОДНИК

1983 ДАМСКОЕ ТАНГО

1983 УРАГАН ПРИХОДИТ НЕОЖИДАННО

1986 ЗАВЕЩАНИЕ

1986 ОБИДА

1988 ГУЛЯЩИЕ ЛЮДИ

1996 КАВКАЗСКИЙ ПЛЕННИК