Станок и его бывшая жена

Очень много букв. Админу – охапка петрухи со стейком и чего – нибудь удобновыпиваемого.
После летней сессии, в начале июля 1991-го года я решил завязать с учебой в НЭТИ и найти какую- нибудь интересную работу, чтобы для моих базовых знаний по электронике, умениям что-то делать руками была достойная оплата. Рассчитывал рублей на 250-300.
Где искать работу в Новосибирске в 91-м?
На Левом берегу, в Ленинском и Кировском районах были два маршрута: от Площади труда на запад , от Завода имени Кузьмина до «Сибиара» по улице Станционной, или от площади Ефремова (ныне – Площадь Сибиряков – Гвардейцев) от завода имени Ефремова на юг – до площади Кирова – куча заводов и предприятий. И потом – по всей улице Петухова- от бывшего Новосибирского пиввинкомбината до Хилокского рынка. Можно было зайти за Хилокскй рынок – на Клещихинское кладбище. Насколько понимаю, знание электроники там не требуется до сих пор.

Я выбрал маршрут от Площади Труда. На всех предприятиях в отделе кадров, не имея трудовой, я предъявлял паспорт, академическую справку и призывное удостоверение. На «Сибтекстильмаше» кадровичка смахнула слезу: «Наконец-то!» Им позарез нужны были люди со знанием электроники для монтажа лицензионных ткацких станков «СТР» (станок ткацкий, рапирный), выпускаемых по чертежам компании «Рюти». «Рюти» являлась маленьким кусочком транснационального концерна «Зульцер». Производство ткацких станков «Рюти» находилось в Цюрихе, куда в 90-м отобранные мастера нашего завода ездили на обучение и стажировку. Об их впечатлениях от этой стажировки расскажу позже.
О том, как выглядит ткацкий станок, я знал очень поверхностно. В нашем «родном» 29-м цехе я увидел станки во всей красе – такие зелёные, шумные. И нихуя непонятные.

Это было после. Когда оформил все документы и пропуск на работу, за мной на проходную завода пришла красивая барышня – Лена Меркер, фигуристая синеглазая брюнетка с чёлочкой и длинными волнистыми волосами почти до пояса.
Лена привела меня в «наш» отдел – ОПР – отдел пусконаладочных работ. У отдела было два кабинета- в одном сидел начальник и его заместитель – кабинет напоминал школьный пенал – узкий и длинный. В большом кабинете сидели четыре дамы и несколько мужчин от 20 до 50 лет.

Одной дамой была Елена Меркер – она контролировала комплектацию отгрузки станков на фабрики и комбинаты, второй дамой была Наталья (не помню фамилию). Её работа – составление технологических карт для ткацких станков и сбор образцов тканей со всех ткацких производств тогда ещё существовавшего СССР. У окна в углу сидела Татьяна Бакланова – сексапильная рыжая женщина в соку, кудрявая, румяная. Её задача – контролировать отгрузку запчастей, покупных деталей, вести журналы по ремонту и списанию станков. Завод производил два вида станков СТР («Рюти»), и СТБ (станок ткацкий, бесчелночный). Муж Татьяны – Александр Бакланов – стал внезапно начальником 29-го цеха, прожил в Цюрихе с перерывами почти год, но, как мы его за спиной поджучивали – был столицей Камбоджи – «Пнём Пень». Любимчик нашего шефа – начальника отдела Вячеслава Павловича Сосновкина, который был одногруппником Генерального директора «Сибтекстильмаша» Попелюха.

Четвёртой, точнее – первой дамой – была Валентина Ивановна Сидоренко. Секретарша, гордившаяся своим положением и печатной машинкой «OLIVETTI» . Злые языки рассказывали про любовную связь шефа и секретарши в начале 80-х. Но, я в чужих грязных трусах не любитель копаться – ну, было – и хрен с ним!

Из постоянных сотрудников был заместитель шефа Владимир Иванович Лыткин и экономист Юрий Чикин. Остальной состав, пока я втыкался в описание электроники для станка СТБ, менялся периодически. Приходили какие-то мужики, к которым весь женский персонал с визгом бежал, этих мужчин целовали, а мужики ставили на стол торты. Лена Меркер, когда мы встретились в 29-м цехе объяснила – это люди нашего отдела, которые возвращаются из длительных заграничных командировок – Пакистан, Китай, Польша, Индия. Командировки такие растягивались от года до трёх. В такие командировки отправляли только спецов по станкам СТБ, проверенных во всех силовых структурах (и по милости шефа, который получал откат за командировку очень хорошие подарки – коррупция непобедима!)

Был ещё один «технарь» Борис Аркадьевич. Числился инженером наладчиком, ездил в командировки, но, все знали – сотрудник КГБ, «приписанный» к нашему отделу. В командировках он ни разу не появлялся на фабриках и комбинатах, но каждый вечер блюдил – кто пьян, кто с кем пьёт, кто отлучается на всю ночь, кто с какими барышнями встречается. В январе 1992-го Бориса его родная контора убрала с завода, но никому легче не стало – все друг друга подозревали в стукачестве до ноября 1993-го, когда завод накрылся медным тазиком диаметром в километр.

Первая моя командировка – Херсон! Херсонский ХБК. Самый крупный заказчик станков «Рюти».
Из Новосибирска мы вылетели 25 августа 1991-го – отшумел путч .Летел в составе В.П. Сосновкина и моего «наставника» – электрика Валеры Глушкова. В первый раз я попал в Москву! Хрен с ним, что только во Внуково! И по МКАДу добрался в Люберцы – в аэропорт Быково.
Задержка была почти на четверть суток – грозы «От Москвы до самых до окраин». Шеф и Валера начали «керосинить» прямо в ресторане аэропорта «Внуково». В «Быково» они ещё приняли «полкило на морду». Вместо трёх часов пополудни, мы приземлились почти в девять вечера в Херсоне. Стюардесса – миленькая девочка славянской внешности с лёгким молдавским акцентом – снисходительно отнеслась к моим «сопровождающим», которые уселись в кресло в Ан-40 в состоянии «ни петь, ни рисовать». Я за это купил у неё косметический набор теней для жены и две бутылки минералки. Нас встречали техники нашего отдела – Владимир Онищук и Серёга Сосницкий. Валеру и Шефа они сгрузили в одно такси, где на переднее сидение пассажира сел Серёга, а мы с Владимиром Онищуком (почти ровесник моего бати!) поехали в другом.

Нас уже ожидали оформленные номера в гостинице Херсонского ХБК – главный инженер Сан Саныч Стец учился вместе с Сосновкиным – нашим шефом. Как обычно – до номеров мы не доехали – нас техники затащили к себе в четвёртую «ткацкую» общагу ХБК.
В одной из трёх объединённых комнат накрывал стол инженер Витя – типичный представитель «маленького но гордого народа», в густыми усами и хитрым еврейским прищуром. На столе – сало, хлеб, цибуля, копчёная в яблоневом дыму колбаса, варёная картоха в мундире, гора ароматных яблок, три литра самогона. Шеф к моменту посадки за стол пришел в себя, выпил пару стопок – потребовал отчёты о работе. Я сильно не вникал в тему – но, по разговорам, у бригады получалось не очень – график запуска срывается – из цеха №29 идёт брак по двум позициям, монтажники не вписываются в график пусконаладки. Я много не пил, но не помню, как нас принесли в гостиницу, как разговаривали с администратором Надеждой Сергеевной. Подорвался в 3 часа ночи – семь утра по новосибирскому часовому поясу. Опять уснул, пока меня не разбудил Глушаков – пора «чистить перья» и идти на комбинат.

Сосновкин сразу ушёл к Стецу – давно не виделись (года два). Валера Глушков, пока я мылся в душе, чистил зубы, принял «для здоровья» примерно граммов 300 самогона.
В ткацкий цех заходишь – как в другую цивилизацию – адский грохот, дикая влажность, очень много красивых женщин и девчонок. Халатики короткие, все такие, прям, на выбор – грудастые, попки аппетитные! Механики взялись за свои дела, а мы с Валерой стали возить станции управления к монтируемым станкам. Станция управления – зелёный металлический шкаф на регулируемых винтовых ножках. Высота – примерно метр, ширина – полметра, глубина – сантиметров 30. Станция подсоединялась к станку четырьмя болтами, нужно было подсоединить кабели питания, кабели контроля и управления. За рабочий день два наладчика могли подсоединить 8-10 станций. После подсоединения станции управления и настройки системы автоматической смазки станка, после того, как механики проверяли все узлы, станок запускался на «холостой» прогон на сутки без останова. Только несколько раз за сутки делались проверки, имитируя обрыв оснОвной и утОчной ниток, проверка реверса до отметки 235 градусов, замеры угла останова при нажатии кнопки «СТОП».

Станок СТР «Рюти» – гораздо сложное устройство. Огромное количество узлов, синхронизированных с точностью до градуса. После корректировки датчиков, регулировки электромагнитных муфт, прогона, станок был готов к работе – на него навешивали навой с ламелями, ремизными рамками и бердо.
Набор этого навоя доверялся самым опытным ткачихам. Отбирали непьющих, с хорошим зрением, и имеющим нормальную семью. Начиналось это так. В наборный участок прикатывали этакую алюминиевую катушку шириной 190 см. Диаметр – сантиметров 80.

На эту «катушку» наматывалась основа – в зависимости от технологической карты и типа ткани – от 900 до 3000 ниток с бобин длиной каждой нитки в тысячу метров или чуть меньше – 3000 футов. Если тип ткани был набивной – на чистую белую ткань рисунок наносился красками, то было немного проще, если рисунок ткани был тканый – то разноцветные нити укладывались на катушку согласно замыслам технолога.
Намотали нити. На специальном стенде каждая нитка продевалась в ушко ламели – пластины в виде вытянутой и узкой буква «А». Ламельная пластинка при обрыве нити основной падала на контактную ламельную рейку – и станок останавливался.
Потом – самое трудное – продевание ниток в галева ремизных рамок. Всё – по технологической карте. Потом нитки заводились в зубцы бердо – одной из самых контролируемых деталей станка. Бердо напоминает расческу с очень мелким зубом, только расческа запаяна с обоих стороны зубьев. Гладкость и прямизна бердо – это фундамент качественной ткани, редкость остановок станка. После этого концы нитей связывались в узел – навой готов!

К станку подвозили готовый навой на тележке, за час – полтора это монтировалось на станок, и шел запуск станка в работу. Станок с гибкими рапирами для тканей из шерсти, льна, хлопка – идеальное решение! Скорость прокидок утОчной нити – до 500 нитей в минуту. (Сейчас – уже до 2000) при утОчной плотности нитей для сатина 20 нитей на сантиметр, за минуту получалось до 25 сантиметров готового полотна (реально – 20).

Почему переходили на станки с гибкими рапирами? Были чешские станки с жесткими рапирами – но габариты этого станка при ширине выходящего полотна 80 были ужасными – сстанок занимал в ширину почти два метра. Станок с гибкими рапирами при ширине готового полотна 160 см занимал такую же габаритную ширину. Ткани в два раза больше с одной и той же занимаемой площади.

Я ещё застал, когда работали чугунные челночные станки АТ-100. На челночных станках и на станках на микрочелноках (СТБ) скорость производства ограничивалась скоростью полёта челнока или микрочелнока через зев 250- 300 прокидов в минуту – это был предел.

Самыми старыми станками на Херсонском ХБК были станки с жаккардовой машиной – на таких станках ткут ковры, пледы с красивыми узорами. Челнок, который прокидывает нить поперёк основы, весил почти килограмм. Сделан он был из твердых пород дерева. Как мне рассказывал мастер цеха ковровых изделий, челноки иногда делали и из берёзы. Заготовки берёзовых челноков дубили в моче. Моча – мужская, утренняя, первая. Так же дубились приклады для ППШ и для ручных пулемётов Дегтярёва, когда с твёрдыми сортами древесины была напряженка.

Ой, да что, это я всё о технике? На третий день жизни в Херсоне я познакомился с очаровательной девочкой Татьяной. Молдаванка, стройная, грудастенькая, по-русски говорила с прикольным акцентом. Работала в прядильном цехе. «Бой на ближней дистанции» у нас состоялся на третий день после первого знакомства. Её подруга уехала в Кишинёв, и жила Танюша в общаге одна в комнате. Ну, и я приходил в гости через день – график работы у Тани был диким – то в ночь, то днём. А я пахал с утра до вечера – по 12-15 часов. Без выходных и праздников. Удивляюсь, как меня хватало на работу и Таню. Такой темпераментной, чувственной и ласковой девочки у меня было ещё один раз гораздо позже.

Что меня поразило в Херсоне в августе 1991-го? Обилие продуктов в магазинах и на рынках. Житница – два урожая картохи в год, ароматные абрикосы и сливы. ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ СОРТОВ копченых колбас в магазинах, сколько сортов варёных колбас – я уже не помню. Больше всего мне запомнились свиные копчёные щёки – «БАКИ КОПЧЁНЫЕ» – так они фигурировали в ценниках. Самые вкусные продавались в кооперативном магазине на улице Суворова. Рядом – парк, центральным местом которого считался огромный дуб, который, якобы, посадила Екатерина Великая (Вторая).
В Херсоне тогда жили, я надеюсь, что они живы и сейчас, очень добрые люди. Когда я говорил, что я не из Москвы, а из Новосибирска, то отношения налаживались очень тёплые. Первая командировка подходила к завершению. На остатки денег я накупил фруктов и колбас, копченого сала и улетел через Москву в Новосибирск.

Очень хотел опять попасть в Херсон, но Сосновкин меня отправил на очень трудную, но очень прибыльную командировку в Рассказово – Тамбовская область.

Работали мы не на комбинате, а на фабрике – на улице Некрасова. Бригада – лучше желать нельзя!
Два механика Шурика – Чистоедов и Николаев, механик Евгений Маркин, и я – самый молодой электроник. До конца 1991-го мы успели смонтировать 26 станков для производства шинельного сукна, успев найти плотные связи с местными барышнями и соседками в общаге, где мы по вечерам играли в домино, «тысячу», «дурачка». Игры были изначально – через неделю мы встречались только на работе, приезжая на фабрику из разных адресов. Чаще всего в общаге жил я – мне хватало для плотских утех с соседками – девочкам было от 18 до 22 лет. Очень запомнил девочку Марину – двойник Лайзы Минелли, только огненно – рыжий двойник.

Мы через день покупали деревянный ящик на 20 «чебурашек» местной минералки. Очень вкусная минералка! И, тут, нам попался ящик, в котором в бутылках вместо минералки было упаковано игристое вино. Мы этот ящик выставили на пробу в пятницу. Все «желанные» мастерицы и ткачихи были напоены «вином любви». Так я оказался в объятиях начальницы производства. Она была немного старше меня, разведена. В понедельник мы собрались в цехе. За выходные меня выжали почти в ноль. Механики были примерно в том же состоянии.
Саня Чистоедов изрёк мудрую мысль: « Неужели у них совсем нет мужиков? Они трахаются, как в последний раз!!!»

В конце декабря мы вернулись в Новосибирск. Отпраздновали Новый год. Механики поехали в Рассказово, я был отправлен в Барнаул на меланжевый комбинат, потом с Чистоедовым и Маркиным мы поехали в Иваново. К тому времени город потерял статус города невест – из Германии войска выводили в Ярославскую, Владимирскую и Ивановскую области. Нам предстояло наладить почти два десятка станков на комбинате имени Самойлова – одном из крупнейших предприятий текстильного производства в СНГ. Работали мы не в Иваново, а в Шуе – родине М.В. Фрунзе. Очень колоритный и красивый городишко, с удивительно красивым и величавым собором.

Комендант общежития объяснила, что комнат свободных нет, но есть складская комната, откуда на уличный склад нужно вынести мебель, какие-то вёдра, тюки. И тогда там можно жить. Целый день мы таскали обломки шкафов, тумбочек, панцирные кровати. Потом отмывали полы и окно. К вечеру закончили. Мы с Чистоедовым пошли в магазин за «топливом» и закуской. Женька Маркин уже колдовал на кухне общаги – комендант за наши труды принесла ведро картошки и увесистый шмат сала. Маркин умел готовить на «десятку» из пяти баллов. Он удивительно вкусно варил борщ, его жареная картошка – как минимум две звезды «Мишлен».

Уже ближе к семи вечера мы сели за стол и налили «стартовые» стопки. На столе – огромная сковорода жареной картошки «по – Маркински», сало, маринованные сладкие перцы, квашеная капуста, строганина из горбуши (ну, не было тогда сёмги!). Первый тост – традиционный: «Обмоем точку!!!» Только мы поставили стопки на стол, раздался стук в дверь. Вошла девочка лет семнадцати.
«Здравствуйте! Это Вы из Новосибирска? Можно мы к вам с подружками в гости придём прямо сейчас?»

Мы слегка прихуели. Женька на правах старшего одобрительно кивнул. Через пять минут к нам в комнату залетели пять недавних школьниц. Все работали на фабрике в Шуе, все из разных мест Ивановской и Владимирской области. Но, они все очень были похожи – как сёстры разной степени родства – голубоглазые, русые, невысокого роста, но все женские «атрибуты» были при них.

Гостьи принесли с собой пятилитровую бутылку настойки «зубровки», пирог с мясом, солёные огурцы и гитару. Первый вечер мы присматривались к барышням, пели песни под гитару, рассказывали анекдоты, потом девчонки принесли вкусное печенье, попили чайку – и пожелали спокойной ночи друг другу.

Три дня мы пахали с восьми утра до восьми вечера – я в работу механиков не лез – мне своих забот за глаза было. В субботу и воскресенье фабрика не работала – экономия электроэнергии и зарплаты.
К этому времени девять станков были готовы «под навой».
В пятницу вечером, когда комендант ушла домой, в нашу дверь постучали опять.
Пришла Аня – которая была послом в первый раз. Теперь нас приглашали в гости. На второй этаж. Компания была отменная – десять ткачих и прядильщиц, три гостя – сибиряка. Я за три дня был настолько вымотанным, что алкоголь в меня не заходил. Да, и Чистоедов с Маркиным были не в лучшей форме – Саня потянул икроножную мышцу, а Евгений здорово поранил кисть руки, когда менял кулачки ремизной коробки. Горячая вода была только на фабрике. В общаге еле – еле текла холодная. Мылись после работы в душе на фабрике, но пока доходили до общаги – вся свежесть мытья уходила в одежду.

У девчонок была та же проблема – ни умыться, не подмыться толком не получалось. Советские общежития на текстильных комбинатах проектировали, судя по всему, либо импотенты, либо махровые педерасты, люто ненавидящие женщин.
Девчонки оттопыривались по полной – Саню Чистоедова уже «увели» – две барышни его забрали к «себе». Маркин держался до последнего. Он ушел в нашу комнату в гордом одиночестве. Только потом я узнал, что к нему прибежала самая разбитная ткачиха Нина. Мы, как то незамет