Михаил гусман биография личная жизнь

Заместитель директора ИТАР-ТАСС Михаил Гусман выступил с инициативой присвоить Ташкенту и Баку звания городов-героев за их трудовой подвиг в годы Великой Отечественной войны:
https://tinyurl.com/y4nvf3gd

Опубликовано РИА “Победа РФ” Понедельник, 20 мая 2019 г.

— Твой друг, азербайджанский писатель Максуд Ибрагимбеков, гениально сказал: «Жизнь — большое удовольствие, но, к сожалению, одноразового пользования». Время идет. 65 лет…

— Эта цифра, как и другие «паспортные», относится лишь к анализу мочи — возраст человека определяется только его ментальным состоянием. Как у него работает мозг — столько ему и лет. Кстати, Максуду 11 мая исполнится 80. Почитай его новую книжку — как он о женщинах пишет! Для меня нет большего пиршества, чем разговор по душам с такими же молодыми (без кавычек) людьми, как Миша (именно Миша, а не Михаил Михайлович) Жванецкий, Шура Ширвиндт, Сергей Юрский, с упомянутым Максудом. Светлые, ярчайшие умы. А с какой блистательной, новаторской лекцией выступил на днях Евгений Примаков? А ты говоришь «цифры»! Ерунда.

— Почти статистический вопрос — что сегодня означают слова «семья Гусмана»?

— Для меня тут не статистика важна. Я бакинец. Воспитывался в почтении к слову «семья» — и как к кругу людей родственно близких, и как к обобщенному понятию. Одноклассники были моей семьей, учителя входили в эту семью. У меня была прекрасная институтская семья — Бакинский иняз, по первому образованию я преподаватель английского. Мне везло с комсомольской семьей, нашей с тобой, Сергей. Ну, а самые дорогие и близкие мне люди — любимые жена Джема, сын Вадик, старший брат Юлик. И члены его семьи, жена и дочка, их потрясающий внук, играть с которым истинное наслаждение. В этом году мы вместе встречали Новый год.

— Где, если не секрет?

— Племянница Лола — хороший юрист, работает за рубежом. У нее дома и встречали. Причем несколько раз — и по московскому времени, и по бакинскому, и по местному. Классически, по-семейному — с оливье, индейкой, компотом. Я вообще не поклонник больших застолий и посиделок, компанию близких и друзей по принципу «а поговорить?» предпочитаю всему. Почти 17 лет моя семья — это ТАСС и тассовцы. Говорю без натяжки.

— Что изменилось с приходом в ТАСС нового гендиректора, Сергея Михайлова?

— Пришел молодой, современный, высокопрофессиональный человек.

— Он не обижается, что Гусмана чаще видит на телеэкранах, чем себя? Руководители ревнивы.

— Каждый существует в своем жанре. У меня, как у журналиста, жанр более публичный. Он руководитель, а значит, более закрытый. Мне в жизни в разных обстоятельствах говорили: «А не слишком ли много Гусмана?» На это всегда был ответ: «Я такой, какой есть». Да, после такой масштабной личности, как Виталий Игнатенко, 21 год руководивший ТАССом, Сергею Михайлову было непросто. Но надо отдать должное: он настроен решительно и за два года очень много сделал. Ему удалось модернизировать ТАСС, сделать его и более эффективным, и более молодым. Процесс в самом разгаре, но результат уже налицо.

— Насчет результата: ТАСС, как и раньше, «уполномочен заявить», что возглавляет список информагентств России?

— ТАССу не с кем сравниваться. Великое агентство, уникальный бренд, национальное достояние, если хочешь.

— А МИА «Россия сегодня»?

— Это другая ниша. Была допущена чудовищная ошибка: две разные институции, созданные одна еще при царе, другая в советское время, — ТАСС и АПН (позже РИА «Новости») — по субъективным и отчасти объективным причинам стали работать, «залезая на поля» друг друга. Государство, понятно, задумалось: зачем стране два похожих информагентства? И на высоком уровне было принято совершенно верное решение: ТАССу — тассово, ну а коллегам — новые ответственные задачи. Так и появилось МИА «Россия сегодня» — в объяснимой нише, которую занимало, скажем, американское ЮСИА (USIA). Оно тоже называлось информагентством, а на деле монстр с многомиллиардным бюджетом, десятками тысяч людей, который занимался пропагандистским продвижением образа США в мире. ЮСИА идеологически и взорвало коммунизм. ТАСС же — классическое государственное информагентство (я с уважением отношусь к друзьям-коллегам в «Интерфаксе», но нас даже не очень-то и ловко сравнивать).

— У нас же под 80 процентов СМИ учреждаются или финансируются государством!

— Неоднозначная проблема, вот и все. Прежде всего, нет нормального рекламного рынка в стране, а реклама — источник жизни для печатных СМИ. Точка. Весь рекламный рынок — он огромный — сфокусирован на телевидении.

— Я о другом: забрав деньги из бюджета, власть «возвращает» их народу через свои СМИ в виде приглаженной, «позитивной» информации, чаще всего не отражающей реалии. По сути, речь об опосредованной цензуре. Дмитрий Медведев в свое время сказал, что разгосударствление СМИ необходимо. Почему ситуация не меняется?

— Здесь евстигнеевской фразой из фильма «Место встречи изменить нельзя» — «старший приказал» — ничего не решишь. Хотим мы или нет, без помощи государства большинство региональных СМИ не выживет.

— Бюджет ТАСС растет?

— Увы, очень медленно. Мы у себя так говорим: у нас зарплаты хорошие, но маленькие. А в чем вопрос?

— Выходит, что ведущие государственные СМИ еще больше укрепляются — как инструменты, которыми управляет власть?

— Я противник позиционировать все СМИ под одну гребенку — у каждого своя конструкция, к которой нужен свой подход государства. (Звонит телефон, разговор, на счастье, прерывается: МГ обстоятельно говорит, похоже, с одним из наших послов в Африке о предстоящем интервью для его авторской телепрограммы «Формула власти».)

■ ■ ■

— А что, кстати, с «Формулой власти»? Куда делась передача?

— Никуда не делась, смотрите внимательно телеканал «Россия-24». Выходит во вторую и четвертую субботу, с повтором в воскресенье. 17 января была программа с премьер-министром Монако, через неделю — программа с президентом Мальты.

— Раньше ее ставили в эфир очень поздно. Что-то изменилось?

— У ТВ свои законы. Моя задача — сделать достойное интервью, чтобы на базе его получилась интересная программа. С каналом замечательные отношения, там очень талантливый человек — главный редактор Женя Бекасов.

— А вот политические, не сказать бы политизированные, «ток-шоу» ставят выгодно — в прайм-тайм. Ты их смотришь?

— Отвечаю. Не буду никогда комментировать работу коллег! Могу о всех говорить только уважительно, с пониманием, что каждый делает свое дело как умеет. Точка.

— В твоей приемной огромная книга — Конституция России. Декоративно-подарочная, видимо? А на столе, для работы, есть Конституция? Вопрос в лоб.

— Та Конституция весит 10 килограммов, а та, что в столе, брошюрного формата. Недавно участвовал на ТВ в одном из ток-шоу — дискутировали как раз насчет конституционных норм. И готовясь к этой программе, дважды, как Библию, прочел нашу Конституцию. Скажу искренне — высокоточно написанный документ.

— Не кажется, что те, чьи действия ты не хочешь комментировать, часто работают на грани и этических норм, и, я думаю, законов; или переходят эту грань — по темам разжигания розни, ненависти?

— Пикейно-жилетные стенания — не мой жанр. Повторюсь — это работа коллег. Чтобы их обсуждать, надо брать ситуацию в стране, в мире, внешние факторы, внутренние, состояние общества. Не уверен, что в рамках газетной полосы могу высказаться столь объемно. Знаешь, что это мне напоминает? Лет семь назад я интервьюировал великого Генри Киссинджера для фильма «Россия — США: из прошлого в будущее», который оказался чуть ли не пророческим. Сорок минут беседовал с Киссинджером, тот подробно и интересно говорил и, когда закончил, спросил: «Ну и сколько останется из нашей беседы в вашем фильме?» Показал два пальца: «Две минуты?». И оказался прав — на экране в итоге осталось полторы минуты всего.

■ ■ ■

— Мерси за намек… Я прочитал, что родственники Гусманов — выходцы с Украины, с Донбасса.

— Мой прадед из Енакиева, из местечка Чаусы, владел мельницей, оттуда родом и Виктор Янукович, и бывший — покойный ныне — премьер-министр Израиля Шарон. А прадед по материнской линии из Киева, прабабка из Харькова. Мы же бакинцы в третьем поколении.

— На Украине что-то осталось? Могилы, памятные места?

— Увы, никогда не был конкретно в тех местах.

— Ты вот упомянул Януковича, не могу не спросить о его февральской пресс-конференции в Ростове, которую ты вел. На тебе не было знаменитого желтого галстука от Версаче — непростая была роль?

— …Прошел год, утекло гигантское количество чистой, не очень чистой и откровенно грязной воды. Не знаю, насколько это интересно читателю?

— Интересно, уверен!

— Ситуация понятна, и здесь не нужна конспирология: в марте 2012 года я несколько часов беседовал для «Формулы власти» с президентом Украины Виктором Федоровичем Януковичем. Непростым было то интервью. Мои координаты остались у его окружения, пресс-службы, охраны, которые и обратились ко мне — я, кстати, в тот момент сопровождал парламентскую делегацию России в Израиле, — прошло всего пять дней, как Янукович исчез с Украины, но был еще действующим президентом, хочу подчеркнуть.

— Украинский кризис — это правильное слово? Или российско-украинский? А может быть, российский? Как можно остановить эту беду?

— Ты задал один из первых вопросов про семью. Для меня все, что произошло на Украине, не может восприниматься иначе как с болью. Но украинский народ был, есть и останется во веки веков братским народом. Независимо от политической конъюнктуры, лидеров, обстоятельств. Кто бы и что бы ни говорил, все это рано или поздно уйдет. Нас не разорвать.

— Трудная тема. А что ты думаешь о времени сегодняшнем, ты за него и себя в нем отвечаешь?

— Отвечаю. В каждом времени есть — не хочется говорить банально — плюсы и минусы. Но некоторые времена особо требуют внутренней собранности, моральной чистоплотности, максимального соответствия самому себе. Когда не проявить беспринципность — уже принципиально…

■ ■ ■

— Еще раз об ответственности. За эти год-два жизнь жестко тестировала нас, журналистов. Кто-то в итоге стал пропагандистом, солдатом «информационных войн». Кто-то рискнул остаться «цепными псами демократии», как говорит Алексей Венедиктов. Что происходит с журналистикой России и медиасообществом? Нет ощущения, что дела плохи?

— Ненавижу высокомерное брюзжание на эту тему некоторых мэтров. Наша журналистика — это не только и не столько малообразованный юноша из газеты «Кайфплюс» или стервозная девочка-дурочка с радио «Отзвук Урюпинска», но и прежде всего Овчинников, Стуруа, те же Гусев и Фронин, тот же Венедиктов и Муратов, Васильев и Шакиров, Доренко и Млечин, Букалов и Головнин, Свистунова и Голикова. Все они разные, но очень сильные в нашей профессии. И их сотни.

Профессия журналиста сродни профессии врача. Значит, среди нас могут быть «хирурги», «терапевты», «гинекологи». И, пардон, «проктологи», которые любят пообсуждать проблему нетрадиционной ориентации. А есть еще «патологоанатомы». Когда человек уже политический труп, а иногда труп физический, они становятся такими смелыми, такими мужественными, такими бескомпромиссными! Честно говоря, в своей деятельности я, если хочешь, папин сын, «терапевт». Мне не нужна современная аппаратура, «томографы» и аппараты УЗИ — мне достаточно старенького фонендоскопа. Чтобы приложить ухо к груди человека и услышать сердце. А скальпель — это не мое.

— Ловлю на слове. Если ты из медицинской семьи — бери историю болезни: «Пациент — Россия. Диагноз. Назначения врача. Январь 2015 года». Слабо сделать запись?

— (Пауза.) Первое: не считаю, что пациент так уж серьезно болен. Ну а диагноз такой: сердечная недостаточность.

— А как лечить?

— (Гусман задумался секунд аж на 20.) …Когда я был маленький, папа меня брал с собой на посещение больных, особенно друзей. Как и он в таких случаях я бы назначил как минимум: «Проветривайте помещение. Пациенту нужно больше свежего воздуха!»

■ ■ ■

— Расскажи о сыне, Вадике, я его очень люблю.

— Я тоже. Завершив медицинскую учебу в американском колледже и университете, он в итоге врача в себе не нашел, а посему занялся политологией, журналистикой, тоже работает в ТАССе. Пишет диссертацию — по мерам безопасности Каспийского бассейна. Мне с ним очень интересно, спорим до хрипоты.

— Не могу не спросить про брата, Юлия Соломоновича Гусмана. Он в порядке, говоря на американский манер?

— На этот же манер и отвечу: у Юлика все о’кей. Недавно в Баку и Москве прошла премьера его фильма «Не бойся, я с тобой! 1919». В данный момент готовит спектакль в Театре Российской армии, даст бог, к 100-летнему — в феврале — юбилею Владимира Яковлевича Зельдина.

— Он по-прежнему такой же ироничный, как и ты?

— У меня чувство иронии приобрело некую остервенелость. Я стал злее. У Бабеля его герой Беня Крик говорил: «Мине портят характер». И «мине» тоже.

— Ты веришь в приметы?

— Не люблю возвращаться. Если приходится, то обязательно посмотрю в зеркало. Останавливаюсь перед перебегающей дорогу черной кошкой. Всегда стучу по дереву. Береженого бог бережет.

— И все-таки. Кем вы считаете себя, господин-товарищ Гусман? Международником? Журналистом? Чиновником?

— Может быть, это будет звучать легкомысленно, прошу меня правильно понять, но я… Словом, я — Миша Гусман. Сюжетный пессимист, но исторический оптимист.

— Раньше бы спросили: какими трудовыми подвигами встречаете юбилей?

— 23 января в издательстве «Терра» выходит моя третья книга — «ФОРМУЛА ВЛАСТИ и еще 65 интервью». Вот держи — еще теплая. Первая была «ФОРМУЛА ВЛАСТИ: 55 интервью в золотом галстуке». Вторая — «ФОРМУЛА ВЛАСТИ: 60 интервью в золотом галстуке». Логику цифр объяснять не надо? Всего было около 300 интервью.

— Последние метры дистанции… ответь по принципу «да — нет». Готов?

— Готов!

— Каспаров или Карпов?

— Каспаров. Нет, оба! Великие чемпионы!

— Порошенко или Янукович?

— Порошенко. Сегодня.

— Навальный или Лимонов?

— Ни один.

— Конфеты «Роше» или «Красный Октябрь»?

— «Красный Октябрь». Они вкуснее.

— Обама или Путин?

— Путин и… Хиллари Клинтон. Это прогноз.

23.15 — мы завершили. В меню юбилейного разговора был чай, тассовские пирожки, печенье. Мы были трезвы в своих чувствах.

Гусман остался работать. Журналист, как и врач, — профессия круглосуточная.