Любовь нефедова биография личная жизнь

В конце 90-х она была почти как Брежнев – ее голос из модного тогда «Радио Би-Эй» моментально узнавали по уникальному тембру. Она же всю жизнь мечтала быть актрисой – завоевывала Москву, играла в кино, вела телепередачи. И вот уже 26 лет – в труппе Купаловского театра. О том, как боролась со звездной болезнью и почему не играет главных ролей, известная актриса и телеведущая Ольга Нефёдова рассказала в интервью «Комсомолке»

«Я поняла, что должна быть счастливой с этими руками, ногами и грудью»

– Я была очень свободолюбивым ребенком, – улыбается Ольга. – В 7-м классе заявила маме-инженеру, что хочу стать актрисой. Меня не тюкали, родители развелись, когда мне исполнилось 13. Мама все время работала, а я была предоставлена сама себе и никогда не парилась. Наверное, поэтому и сейчас могу свободно выражать свои мысли в радиоэфире.

Я была выше всех в классе – 1,76 роста, сначала сутулилась, но мама объяснила, что лучше быть высокой и длинноногой, чем маленькой и с кривыми ногами. Никогда не переживала, есть у меня лишние килограммы или нет, и за 48 лет ни разу в жизни не сидела на диетах.

– Подождите, я читала, что в какой-то момент вы сбросили очень много…

– Да, что-то около 30 килограммов – перешла на правильное питание, тогда же бросила курить по настоянию второго супруга. Я не хотела бросать, но у меня образовался тромб на ноге, надо было лежать, чтобы он закрепился, была операция. Вот тогда я поправилась, а потом похудела. Потом снова поправлялась и худела. Но в какой-то момент поняла, что должна быть счастливой вот с этими руками-ногами-грудью и ростом – другого не будет. Надо быть счастливой здесь и сейчас.

– Но вы же говорили, что в юности не парились. Откуда тогда сомнения и в итоге это принятие себя?

– У меня была тетя – мамина старшая авторитетная сестра, которая, когда я поступала в театральный, сказала: «Какая она актриса? Они все маленькие, и ноги 35 размера, а не 39-го, как у Оли». Да, когда в 87-м я поступала в Москве в Театральный, а конкурс был 300 человек на место, большинство были красивенькие. Некрасивые, но талантливые поступали по 7-10 раз.

– Какой вывод сделали из того московского периода?

– Самый главный. Я пережила самую настоящую звездная болезнь с поднятием на олимп в 17 лет. С последующим моментальным спуском на дно. А это самый лучший урок. Я отлично сдавала экзамены и решила, что уже схватила Бога за бороду. Все говорили, что я «такая талантливая и гениальная и обязательно пройду!»

Слетела я на последнем экзамене – на сочинении, которое из-за звездной болезни писала одной левой. За всю юность страшнее удара не было. Я вернулась в Минск – папа устроил на фарфоровый завод, где я три месяца была рабочей, а потом – контролером ОТК. Хорошо, что тот удар случился в 17, и, когда после на радио пришла известность – голова от эйфории уже не кружилась. А в театральный я поступила в Минске.

«Шесть лет назад случилась очень большая беда»

– Звездная болезнь не вернулась, когда в 90-е ваш голос звучал из каждого утюга?

– Нет, хоть все двери были открыты, везде была «наливайка», по одному жесту накрывались столы – сплошной большой праздник. Хорошо, что мама меня контролировала лет до 30. Если у меня были ночные эфиры – мама включала радио проверить, что я действительно веду эфир. Если я вела что-то в клубе «Юла» – мама могла прийти, посмотреть: таскаюсь я где-то и пью или же веду мероприятие. Был очень хороший сдерживающий момент, хотя тогда он меня жутко бесил…

– Какая у вас была цель, если советским девочкам внушали, что главное – удачно выйти замуж и родить, а «карьера не сложится – ну и Бог с ней»?

– Я была у мамы одна, и позже мы с ней много об этом говорили. Она меня очень любила. У нас не было сюсюканий, порой мы ругались до обоюдной ненависти, но потом мирились. У нас была очень сильная связь. Она видела, насколько я одержима актерством, и на замужестве не настаивала. Может, это и плохо – сейчас у меня нет семьи, не получилось. Но у меня нет и глобального одиночества, я люблю оставаться одна, люблю быть в тишине, по-прежнему мечтаю, и не знаю, как могло быть иначе.

Шесть лет назад случилась очень большая беда: у мамы оторвался тромб, удалили кишечник – три года я отвоевывала ее у смерти, жила в больницах и реанимациях. И три года, как она умерла. Для меня это такая переоценка ценностей… Такая беда с самым родным человеком – это ад, если он может быть на земле. Два года я просуществовала: на нервной почве отнялась нога, съехали грыжи – я перестала ходить. После был долгий период восстановления, я будто прошла чистилище…

«Я не плачу в подушку от того, что нет мужа с дитями и внуками»

– После смерти мамы я только начинаю возрождаться, понимаю, как хорошо, что светит солнце, что боль притупилась. По сравнению с тем адом, который был, сейчас я наслаждаюсь новыми ростками в душе. Думать про мужчин, про любови и расставания – да ну! Все это несопоставимо с трагедией ухода. На самом деле у каждого из нас есть всё для счастливой жизни. Да, я задумываюсь о том, что буду старой, но не плачу в подушку от того, что нет мужа с дитями и внуками.

Отдаю себе отчет, что совершала ошибки. Первый брак по большой любви рухнул из-за расстояний, второй был уже моей ошибкой. В 38 лет я решила стать, как все: вышла замуж, чтобы родить, потому что так надо. Второй супруг, умнейший человек, был младше на 7 лет, но мы психологически были полными противоположностями. Через два года я подала на развод.

– Вы не видели за кого выходили замуж?

– Мы встречались полгода. Тогда я считала, что мужчина должен быть умным, состоявшимся, с правильными ценностями. Но оказалась не готова жить с патологически ревнивым человеком, не согласным с моей профессией.

– Нормальный белорусский патриархат: сиди дома, вари борщ. Какую мудрость вы вынесли для себя после второго развода?

– Нельзя просто так становиться как все. Надо идти своей дорогой: как я шла раньше, как иду сейчас – но «как все» для меня неприемлемо. А еще после 40-ка у меня как будто бы с ресниц упали розовые шторки из тюля – я начала видеть мужчин. Поняла, что слишком много от них ждать не надо, как нас учили в юности. Поняла, что они намного слабее и большие приспособленцы, чем женщины, более продуманные. Что они настолько сейчас вырождены всеми этими кризисами…

Раньше я считала, что мужчина обязательно должен быть умным и состоявшимся. А потом поняла, что не обязательно даже умным – мне эти спарринги, интеллектуальные бои и беседы уже неинтересны. В первую очередь мужчина должен быть добрым. И обязательно с чувством юмора. Пока же в личном плане я в состоянии штиля, и мне в этом состоянии очень хорошо.

«За 10 лет я проиграла в казино несколько машин»

– Ольга, мне кажется, вы адреналинщик по жизни. Был момент, когда вы поняли, что это проблема?

– Был в моей жизни период казино – самый большой и гиблый адреналин. С 1995-го по 2005-й несколько машин, думаю, я проиграла. Гонорары за съемки тогда были хорошие. Это действительно болезнь, и опять же при помощи мамы я смогла остановиться. Сегодня направляю свою адреналиновую энергию в другое русло. После ухода мамы я, городской житель, продала ее квартиру и купила 20 соток леса, где за полгода построила дом. Нанимала строителей, во все вникала, поскольку руководила всем этим процессом и платила за него. Научилась сажать помидоры-огурцы – для меня, белоручки, это все очень крутой адреналин: смогу или нет?

– Сколько сейчас в вашей жизни съемок в кино, театра и радио?

– Сейчас меня больше на радио и в кино. В театре меньше, я не знаю почему, но мне не дают главных ролей. Я 26 лет работаю в Купаловском театре, но самые главные и крутые свои роли сыграла в первые три года.

– В глубине души вы догадываетесь, почему Николай Пинигин не дает вам главные роли?

– Возможно, потому, что у меня сложный характер, я могу спорить с режиссером, если мне что-то не нравится. Сейчас же идут по пути наименьшего сопротивления, спектакли порой делают за месяц. Все вертится вокруг потребительского мира, театр становится ремеслом. Какие-то роли мне сегодня отстегивают – именно «отстегивают». Николай Николаевич Пинигин любит повторять фразу: «Ленин здесь я!» Наверное, я – не Роза Люксембург.

– С зарплатами в театре что-то меняется в лучшую сторону?

– Мне стыдно говорить – я получаю в театре 350 рублей. Единственный плюс, что я при своей минимальной занятости – у меня 5 – 6 спектаклей в месяц – могу работать на радио и сниматься в кино. Сравнивая разные периоды, могу сказать, что даже в голодные 90-е, когда я только пришла в театр, было как-то проще…

«Одна я не смогла бы правильно воспитать ребенка»

– Ольга, в одном из интервью вы говорили, что могли бы взять ребенка из детского дома…

– Раньше считалось, что взять ребенка из приюта – как с нуля построить церковь. В какой-то момент я поняла, что у меня не хватит моральных сил. У ребенка должен быть и отец, и мать, я не привью ему качества, которые должен привить мужчина.

Страшные перекосы хорошо видны на мальчиках, которых мама растила одна. Какие бы хорошие они ни выросли – они вырастают с женской психикой. Я бы не смогла воспитать ребенка одна, а сейчас, наверное, не хватило бы и нервной системы. Взять и испортить человеку жизнь, психику?

А помогать ведь можно и на расстоянии: приезжать в детский дом, в дом престарелых, в хоспис – такая помощь нужна не меньше… У меня одной не хватило бы сил ни родить и воспитать, ни взять из детского дома и воспитать. Несмотря на то, что я кому-то кажусь мудрой и сильной женщиной, внутри я до сих пор большой ребенок.

ДОСЬЕ «КП»

Ольга Нефёдова, 48 лет, родилась в Могилеве. В 1992 году после окончания Белорусского театрально-художественного института стала актрисой Купаловского театра, где играет по настоящее время, в том числе Альжбету в «Паўлінке», Кулину в «Пінскай шляхце», Салоху в «Ноч на Каляды». Работала на радио, телевидении, награждена двумя «Телевершинами». Снялась более чем в 80 ролях в кино, в том числе в фильмах «Полосатое счастье», «Выше неба», «Журов-2», «Знахарь», «Ускоренная помощь – 2», «Сваты-7». Ведет ток-шоу «Отвертка» на радио «Легенды FM».