Караван историй бывший муж
Когда мы познакомились, Оля училась на последнем курсе «Щепки», а я уже работал в театре и снимался в кино…
Фото: ИТАР-ТАСС
Заходит уборщица и принимается за уборку. «Да что же это делается! — возмущается она. — Такой свинарник развели, варвары!» А мы в другом мире находимся, нам не до причитаний уборщицы. Но она все не унимается: пилит и пилит. И тогда я молча встаю, поднимаю телевизор и швыряю его в окно. Уборщица мигом испарилась.
Тут наш театр посылают на гастроли в Швейцарию. Накануне Вадим Ледогоров в поездке отличился: «рассосался» в Париже по друзьям на полтора месяца, всем миром его искали. Словом, вместо провинившегося Ледогорова в спектакль «Палата № 6» ввели меня, и я благодаря этому обстоятельству объездил полмира. А когда на эту роль взяли простого монтировщика, мол, Саня поездил — и хватит, я обиделся и ушел из театра.
Помню, копаю лопатой огород на даче, а сам думаю: «Да пошел этот театр куда подальше! Ничего, в тренеры пойду!» Вдруг звонок Олега Николаевича Ефремова мне в деревню: «Понимаете, Александр Сергеевич, нашему театру нужны новые вливания… А приходите-ка к нам во МХАТ!» Мать и отец, услышав эту новость, так и сели на грядки. Олег Николаевич в ту пору ставил спектакль «Борис Годунов», где играл главную роль, а меня пригласил на роль Воротынского. Однажды мы за кулисами столкнулись с Димой Певцовым. Он всем своим видом показал: а этот-то что тут делает? Мы оба еще тогда не знали, как пересекутся наши судьбы…
Ефремов очень хорошо ко мне относился. Когда ему на меня жаловались: «Боровиков выходит на сцену пьяным…», он с недоумением пожимал плечами: «Ну… выходит же!» Вскоре в театре начались репетиции «Годунова».
Прихожу на первую репетицию — весь на нервах, всю ночь текст зубрил. За столом сидит Олег Николаевич и курит, рядом — актер Алексей Жарков. Я открываю тетрадь с текстом и чувствую, как от волнения прилипаю к стулу. Вдруг Ефремов значительно произносит, качая головой: «Что-то в этом году грибов много…» Повисла мхатовская пауза. «К войне!» — резюмирует он. «Ничего себе копнул! — озадаченно думаю. А Леша Жарков, в отличие от меня, хорошо уже изучил главного режиссера и с готовностью «отбивает подачу»: «Да, Олег Николаевич… а я дачу построил». И у них начался словесный «пинг-понг», я только удивленно головой кручу, на них глядя. Вдруг Ефремов поднимается: «Александр Сергеевич, подождите, мы сейчас… Леша, пойдем». И они скрываются за дверями ефремовского кабинета. Через минуту оттуда потянуло коньяком.
«Ну, сейчас, — думаю, — старички взбодрятся, и мы начнем репетицию». Через полчаса выходят оба, покачиваясь. Ефремов говорит: «Александр Сергеевич, репетиция отменяется… Приходите завтра».
Во МХАТе я проработал два с половиной года. А после гастролей в Омске меня, увы, уволили из театра. Накануне по телевизору показали фильм «Беспредел», где я сыграл бандита по кличке Поп. А в Омске сплошные зоны. Надо ли говорить, что все местные зэки, жившие на вольном поселении, считали за честь меня угостить. Как-то одного из собутыльников я привел в театр. Но, к сожалению, за кулисами мы столкнулись с молоденьким артистом. Они с зэком о чем-то заспорили, в итоге парнишка попал в больницу. «Кто привел бандита в театр? Боровиков? Уволить!» — вынесли вердикт в дирекции.
До Оли у меня был серьезный роман с однокурсницей. Вика, узнав о сопернице, не могла поверить, что я ее бросаю…(Александр Боровиков с подругой)
Фото: Вадим Долгачев
Ефремов, помню, потом подошел ко мне и развел руками: «Саня, ничего сделать не могу, извини…»
После увольнения я пошел по всем театрам. Но все это было не то, не то…
Только кино спасало. После «Беспредела» меня, к счастью, стали активно снимать…
Именно в тот момент, когда меня пригласили сниматься в «Беспределе», в моей жизни появилась Ольга Дроздова. Сериал снимали в Твери, в настоящей зоне. После съемок я часто приезжал в Москву.
И вот как-то сижу в Доме актера. Вдруг вижу за соседним столиком девушку неземной красоты, а рядом с ней — знакомого баскетболиста. Мы с ним когда-то в Институте физкультуры вместе учились.
Лариса Удовиченко
Фото: РИА Новости
Наши отношения с Ларисой так стремительно переросли в бурный роман, что я стал серьезно опасаться — завтра-послезавтра мы выйдем из тени, начнем официально появляться на людях, и все станут в меня тыкать пальцем. А если поженимся, тут же приклеится ярлык — «муж Ларисы Удовиченко»!
Я понимаю, что в ее окружении четко работали стереотипы: рядом со звездой ты автоматически оказываешься в тени.
Помню, в Тбилиси когда-то ходил один анекдот. Муж известной шахматистки Ноны Гаприндашвили всюду так и представлялся: «Я муж Гаприндашвили!» Пока однажды его кто-то остроумно не спросил: «Ну хорошо… а днем ты что делаешь?»
У меня были все основания бояться этого, потому что я вырос в Тбилиси, в семье военных медиков, где авторитет мужчины традиционно был необычайно высок. И других отношений между мужем и женой я себе не представлял.
Но, на удивление, у нас с Ларисой все прошло очень легко и органично.
Во-первых, вокруг было много друзей (надо отдать должное Ларисе, это были ее друзья), которые наш союз восприняли очень доброжелательно. У них не возникало никакого разделения: мол, Лариса — звезда, а я — просто муж.
А во-вторых, моя работа в «Совинфильме», манера поведения и отношение к Ларисе не подразумевали никакой зависимости от ее славы.
Я тоже был вполне состоявшимся человеком. За плечами два высших образования: Тбилисская консерватория по классу фортепиано и искусствоведческий факультет. По своей специализации — «Музыка в экранизации литературной классики» — я продолжил стажировку в Москве, в Институте истории искусств. Меня все больше и больше затягивал кинематограф, и когда мне предложили работу в «Совинфильме» — в международном объединении по совместным постановкам кинофильмов, я тут же согласился.
Лариса была для меня прежде всего женщиной, на тот момент — любимой.
И мне было все равно, в каких она снимается фильмах. Мне нравилось в ней все: сексапильная фигурка, улыбка, слегка раскосые глаза, напевная речь, ее одесский юмор…
Наш роман, должен признаться, развивался в весьма драматических обстоятельствах. На момент нашего знакомства Лариса была свободна, а я, увы, женат. Моя жена совсем не из мира кино — она работала переводчиком с французского языка. С Ириной у меня были достаточно хорошие, теплые отношения, у нас рос 13-летний сын. Но встреча с Ларисой все изменила. Я не устоял перед ее женским обаянием и влюбился…
Познакомились мы на торжестве у ее подруги, с которой Лариса училась во ВГИКе. Вера отмечала свой день рождения в модном тогда бизнес-клубе Хаммеровского центра. Так получилось, что мы с Ларисой оказались рядом за столом.
Друзья наш союз с Ларисой восприняли доброжелательно. У них не возникло разделения: мол, Удовиченко— звезда, а я — просто муж…
Фото: Алексей Абельцев
Она была само очарование: коротенькая юбка, челка до бровей… Мы беспрерывно танцевали и шутили. Лариса спросила, где я работаю, я ответил: «В «Совинфильме». Она не скрывала, что ее это очень заинтересовало. Следом она сразу же спросила: «А вы женаты?» Я честно ответил: «Да».
Но тем не менее мы с Ларисой продолжили знакомство, но не встречались, просто созванивались. Отношения были добровольными и взаимно располагающими. Она уже была известной после своей Маньки-Облигации актрисой. Молодая, успешная, красивая.
Прошло несколько месяцев. Я пару раз звонил Ларисе, предлагая организовать фотосессию для наших зарубежных партнеров. Она отвечала уклончиво: «Спасибо, Гена!
Сейчас я немного болею, как только поправлюсь, все сделаем». Рассказала, что нечаянно опрокинула кастрюлю с варениками и сильно обожгла ноги, теперь безвылазно сидит дома, скрываясь от всех и очень мучаясь от ожогов.
Как-то после работы я опять позвонил Ларисе. Естественно, под предлогом каких-то новых кинопроектов, и неожиданно услышал:
— Гена, приходите, у меня сегодня одесский ужин… Мои фирменные кабачки в соусе.
— С большим удовольствием!
Лариса уже знала о моих одесских корнях: моя мама — одесситка. А еще выяснилось, что мы с Ларисой много лет отдыхали в Одессе на соседних пляжах, не зная друг друга. «Надо же, — смеялась она.
Мы были вместе почти двадцать лет, поэтому с уверенностью могу сказать: то, что сегодня приходится смотреть и читать о Гурченко, имеет мало общего
с действительностью
Фото: Г. Маркосян
Был замечательный период, когда мы дружили с семьей Михалковых — Кончаловских. Вместе с Никитой ездили отдыхать в Абхазию, часто гостили на Николиной Горе. Во время кинофестивалей Никита приглашал к себе мировых звезд, режиссеров, актеров, накрывал шикарные столы, мы с Люсей пели и играли. Потом всей компанией шли на край поселка, с холма открывался фантастический вид — поля, луга, вдали храм… Просто дух захватывало! Никита с гордостью говорил гостям: «Смотрите, это моя Родина!» А однажды Наталья Кончаловская подарила Люсе виниловую пластинку с песней Азнавура «Вечная любовь» и листок с ее переводом текста. Запись этой песни в исполнении Люси, кстати, звучит в том самом сериале, посвященном Гурченко.
Помню, Люся лежала в «кремлевке» на обследовании, меня пускали к ней в палату только на два часа. Режим! А она привыкла, что обычно я сижу рядом с утра и до вечера. Узнав об этом, Никита позвонил куда надо, и мне сделали круглосуточный пропуск. Вроде пустяк, а приятно…
А вот мои проблемы со здоровьем на Люсю не производили никакого впечатления. Когда я жаловался на недомогание, Люся отмахивалась — мол, ты притворяешься. Как-то рассказал ей, что мой правый глаз видит всего на тридцать процентов.
— Никогда не замечала. Ты, наверное, специально сачковал, чтобы не служить в армии.
— Я служил в танковых войсках, тебе что, военный билет показать?
Спустя много лет на гастролях в Израиле заходим в большой магазин, вижу — стоит прибор для проверки зрения.
— Люсь, вот ты мне не верила. Хочешь, проверим?
— Давай! Ты видишь как кошка, даже в темноте!
Компьютер выдает результат: левый глаз — сто процентов, правый — тридцать.
— Ну и что с того? — безапелляционно заявляет Люся. — Просто прибор барахлит!
— Сейчас появилось много противоречивых воспоминаний о вашей бывшей жене. Вот, например, Эдуард Машкович рассказывал, что вы познакомились с Гурченко в Омске, где отбили ее у актера Андрея Вертоградова…
— Это еще не самая интересная версия нашего знакомства. Инна Выходцева, с которой Люся училась во ВГИКе, написала, что, по словам Гурченко, мы с ней встретились на съемках в Минске. Мало того, у меня, оказывается, в это время была маленькая дочь. Своих детей я, к сожалению, не имею…
Что же касается версии Машковича, то и тут могу поправить: это было не в Омске, а в Барнауле. Наш роман начался еще до этой поездки, да и от Вертоградова Люся ушла сама. В 1973 году Эдуард Машкович, директор программы «Поет товарищ кино», пригласил меня на работу в качестве музыкального руководителя оркестра. В программе участвовали многие артисты: Наталья Фатеева, Олег Анофриев, Зинаида Кириенко, Гурченко…
Андрей Вертоградов, высокий интересный актер, выступал с талантливыми пародиями. Мы быстро нашли общий язык, часто сидели за роялем и, дурачась, что-то наигрывали. Я даже не подозревал, что Андрей был моим предшественником, — Люся мне об этом не рассказывала. И как раз перед той поездкой с «Товарищ кино» в Барнаул призналась, что какое-то время они с Андреем встречались.
Я не подозревал, что Андрей Вертоградов был моим предшественником — Люся мне об этом не рассказывала
Фото: RUSSIAN LOOK
После этого я старался не терзать Люсино воображение, на других женщин и глаз не поднимал. Но это не спасало меня от новых сцен ревности. Чем больше я уступал, тем категоричнее она выдвигала требования.
Очень скоро начал понимать, что может вызвать ее гнев: другие женщины, забота о моих родителях и стремление к построению собственной карьеры. Иногда Люсе начинало казаться, что я соревнуюсь с ней в популярности. После концерта в Израиле она нахмурилась: «Ты нарочно играл громче, чтобы меня не было слышно?» А когда режиссер Михаил Швейцер позвонил Гурченко и сказал, что хочет попросить меня написать музыку к своему новому фильму, Люся ответила: «Что вы, Михаил Абрамович, Костя — прекрасный пианист, но музыку вообще не пишет!» До сих пор жалею, что не перезвонил Швейцеру… А впоследствии я писал музыку к фильмам Эйрамджана, в том числе и «Мою морячку»…
Прислушивался к Люсе во всем, безоговорочно ей доверял. Она внушала, что главное — не опорочить ее имя. Я должен был стать идеальным мужем. И я им стал.
— В актерской среде многие — и друзья, и недруги — вспоминают вздорный характер Гурченко. Вы с этим согласны?
— Люся обожала песню «Друзья мои и советчицы», ее смысл заключался в простой истине: многие друзья — это друзья в кавычках. Она распахивала кому-то объятия, а через месяц по совершенно пустячным причинам дружба заканчивалась. Замечательная певица Валя Толкунова, например, «пострадала» из-за своего наряда. У Люси было платье, к которому она придумала оригинальную баску. И как-то она в нем выступала в одном концерте с Толкуновой. Вдруг спустя неделю Люся видит по телевизору, как Валя поет в платье с похожей басочкой. «У меня фасон взяла!» — возмутилась Гурченко. Или ей не понравилось, что какая-то певица явно ее копирует. «Она поет с такой же интонацией, как я!» — и все, человек был вычеркнут из списка друзей, больше они не общались.
Люся ни с кем не ссорилась, не выясняла отношений. Она просто отдалялась от таких знакомых. Аккуратненько и насовсем. Может, и делов-то было «на две копейки», но выводы всегда делались серьезные.
Помню, заехавший за ней с «Мосфильма» водитель забыл сказать дежурный комплимент: «Людмила Марковна, вы сегодня прекрасно выглядите!» Она тут же записала его в предатели: «Вот так, ты с человеком по-хорошему, а он…»
Да, Гурченко, наверное, была слишком категоричной в своей подозрительности. Но ее можно понять — многие действительно Люсе завидовали: и муж молодой, и квартира в центре, и от ролей отбою нет. Даже серьги — и те от Фаберже! На концертах ей и аплодировали дольше всех, и больше всех цветов дарили. Однажды стоим мы с Люсей после премьеры в Доме кино, а коллеги-актеры как-то все бочком-бочком мимо проходят. Потом, конечно, оправдывались: «Да вокруг тебя столько народу, не протолкнуться». А вечером наш телефон молчал — никто не спешил с поздравлениями. Звонили только истинные друзья, те, кто не завидовал. А тут еще выходит Люсина книга «Мое взрослое детство». И понеслось со всех сторон: «Да она не сама писала!» Да конечно сама. Писала, лежа в кровати, обыкновенной ручкой в амбарной книге, а я потом перепечатывал ее воспоминания на машинке.
Певица с мужем Дмитрием Клейманом
Фото: Андрей Журавлев
Дмитрий Клейман и Виктория Дайнеко поженились три года назад, но их семейное счастье не продлилось долго. Сейчас музыкант говорит, что «надо было бежать от нее».
«Отношения с Викой всегда были сложными, — рассказал Дмитрий «Коллекции Караван Историй». — Она знала, что выходит замуж за парня, который лишь начинает свой творческий путь. Но после свадьбы начались упреки — все упиралось в деньги. Ей постоянно было их недостаточно, свои аппетиты Дайнеко поубавить не хотела. Пошли беспрерывные оскорбления и упреки. А это совсем не стимулирует. Вот если чувствуешь поддержку, если тебе говорят теплые слова, можно горы свернуть. Очень важно знать, что твоя любимая верит в тебя! А когда каждый день слышишь: «Иди хоть дворником, хоть курьером работай» — мотивация пропадает, руки опускаются. Это трудно для любого человека, а для творческого — убийство! Меня растоптали как мужчину, как личность! Растоптали мою любовь».
Клейман верил, что все странности поведения жены — всего лишь «бушующие» гормоны во время беременности, но после рождения дочери ничего не изменилось. По крайней мере, в лучшую сторону. Дмитрий взял на себя все «ночные» заботы — укачивал, успокаивал малышку, купал ее по вечерам, играл с ней, а также еще и готовил, и убирал в квартире, а потом ехал на концерты зарабатывать деньги.
Впрочем, бывали и периоды перемирия супругов. Так, когда дочка немного подросла, семья с друзьями поехала отдыхать в Черногорию. Но и там случилась неприятная история.
«Мы поехали большой компанией в ресторан, чтобы расслабиться, — рассказывает Клейман. — Сразу сказал Вике: «Ты поешь, отдохни, а я побуду с малышкой». Около часа мы гуляли и играли, и вот она проголодалась, да и я тоже. Попросил Вику покормить дочку грудью, пока сам ужинаю. В зале был укромный уголок, можно было пойти туда. В ответ:
— Нет, помоги, прикрой меня.
— Там ведь никого нет. И у тебя же есть фартук, можно его набросить, ничего не будет видно.
После этих моих слов Вика ударила ногой по стулу и сказала, что да, обойдется сама. Попытался смягчить ситуацию, попросил не злиться и слегка хлопнул ее по попе, даже не хлопнул, а погладил. И тут на мою голову полился горячий чай. Пылали плечи, спина, я был в шоке. Никогда не бил женщин и тогда не мог себе этого позволить. Под ошарашенные взгляды нашей компании спокойно встал из-за стола, вышел на улицу, взял такси и вернулся на виллу. А потом вошел в ночное море, плыл, рассекая черную воду, и кричал, кричал… Наверное, это был единственный раз, когда я дал волю эмоциям. Вместе с криком из меня уходили боль, стыд и обида…»
Оказывается, Дайнеко не раз позволяла себе подобные вещи.
«…Я произнес, что нам стоит развестись, и пошел за паспортом, но она преградила дорогу. А когда спокойно отодвинул ее, неожиданно со всей силы оттолкнула меня. Я стоял на кафельном полу, не удержался и поскользнувшись, ударился о дверной косяк головой. Кровь буквально хлестала. Жена так же молча сделала перевязку и уехала на концерт. Я один отправился в больницу зашивать рану. Пришлось солгать маме, что упал со скейта. Но та все же догадалась, что произошло, и сказала: «Если узнаю, что это сделала Вика, больше никогда не буду с ней общаться».
«Я долго молчал, — говорит Дмитрий. — Молчал и терпел, когда моя жена унижала меня, выносила дела нашей семьи в Интернет на всеобщее обозрение и поругание. Наверное, в этом мире существуют люди с безграничным терпением, но это точно не я. Оно закончилось ровно в тот момент, когда бывшая жена полностью закрыла доступ к ребенку, заблокировав меня везде. Я больше не могу позвонить ей, даже написать на почту, чтобы договориться о встрече с дочерью. В первый и последний раз даю интервью, чтобы наконец расставить все точки над i».
Полную версию интервью читайте в новом номере журнала «Коллекция Караван Историй».