Я бывшая жена священника
Сегодня 25 января, праздник Татьян и студентов, с чем я и поздравляю всех причастных от души! Я сама Татьяна, это мой день, а 15 лет назад в этот день состоялась моя свадьба. Точнее, венчание.
Я была когда-то очень набожным и искренне верующим православным человеком, как и мой будущий супруг. Мы были практически не знакомы, просто виделись иногда в храме, он там помогал в алтаре, а я в иконной лавке. Дело в том, что я изначально собиралась уйти в монастырь, исполнять послушания, молиться, трудиться… Ездила периодически в монастырь, думала, может семья – это не моё? Может, мой удел – это монастырь? Самое главное в служении и в труде в Церкви – это любовь к богу, соблюдение заповедей и послушание. Я так думала когда-то.
Мой будущий муж учился на пастырских курсах, собирался стать священником. Монахом быть ему владыка не благословил, поэтому ему нужно было жениться (в священники рукополагают либо монахов, либо женатых). Наш владыка был человеком властным и очень любил распоряжаться чужими судьбами. А тут мы… Оба неофиты, искренне верующие, удивительно послушные, намерены укрепляться в вере, служить богу, жертвовать собой всю жизнь… Мы даже не и не думали с ним спорить. В общем, пару раз встретились, пообщались, через месяц расписались. А свадьба была ещё через полмесяца (регистрация пришлась на рождественский пост, потом святки, в это время венчаться нельзя). Поэтому, свадебное торжество и венчание состоялись только 25 января, в Татьянин день.
Я практически не помню свою свадьбу. Я не была пьяна, просто в ночь перед венчанием мне стало очень плохо. У меня началась рвота. Но, я дала себе обещание, что венчание состоится. Я думала, всё это происки дьявола, искушение, с которым мы с божьей помощью справимся. Я почти не помню, как мы венчались. Церемонию пришлось прерывать несколько раз. Потом было торжество в доме моих родителей. Помню, скорая приезжала, супруг мой ночью бегал по круглосуточным аптекам.
Потом, после свадьбы, поползли слухи, что неспроста меня тошнило. О чём первым делом думают люди, когда невесту тошнит? Но, ребёнок у нас появился только через два года.
Я сейчас понимаю, что это мой организм сопротивлялся, очень уж не хотел замуж мой организм, но я его не слушала. Списывала всё на отравление пироженкой, которую съела накануне.
Мы прожили вместе 13 лет, муж стал священником. Много мы пережили вместе, смерть обоих его родителей в первый год после нашей свадьбы, бесконечные переезды по всей епархии, нищету, достаток, печали и радости, у нас родились прекрасные и любимые дети. Но, мы не были счастливы вместе. Ни я, ни он. Так и не удалось полюбить друг друга.
Я со временем разочаровалась в религии полностью, перестала ходить в храм, молиться. Интересовалась другими религиями, но пришла к выводу, что все они нужны лишь для того, чтобы правителям государств или основателям этих религий было удобнее управлять людьми в своих целях. С каждым днём я всё больше и больше утверждалась в том, что бога не существует, стала интересоваться наукой, много читать. Я отчаянно боролась за свою точку зрения и право не верить в бога. В семье верующих очень трудно отстоять свои убеждения, если их не разделяют домочадцы, в моём случае это были муж и мама. Чего только со мной не делали: пытались переубедить, поливали святой водой, окуривали ладаном, унижали, заставляли… Я пережила депрессию, заболела, меня с того света достали.
Прошла психотерапию, потом подала на развод, хоть муж был против. Меня часто знакомые спрашивали “А священникам можно разводиться?” Священникам, по правилам нельзя. Но, меня это не интересовало, мне было можно. Потому что я так решила.
Сейчас живу с детьми, всё у нас устаканивается понемногу. Нашла для себя интересные занятия, работу. Занимаюсь музыкой, играю в театре, постоянно чему-то учусь и вообще, стараюсь получать удовольствие от жизни. Есть цель переехать в красивый город, где ещё больше возможностей для развития. И я к ней иду.
А он до сих пор священник, хоть и критикует политику церкви, священноначалие… Такой православный оппозиционер. Детям помогает, часто видится с ними, насчёт этого он молодец. Мы с ним уже можем нормально общаться.
Сейчас я не враг православных верующих, есть среди них люди, к которым я до сих пор отношусь с большим уважением, с некоторыми мы общаемся. Я считаю красивыми большинство храмов, мне нравятся некоторые музыкальные произведения для церковного хора, могу поздравить верующего с христианским праздником, но не позволяю указывать мне, что я должна сходить на исповедь, помолиться и т.д.
Вот такой у меня получился Татьянин день. Эти воспоминания у меня будут всю жизнь, уже никуда не деться. Кто-то может быть скажет, что я глупая, но я благодарна жизни за этот, пусть и болезненный опыт.
P.S. Это мой первый пост на Дзене, прошу не судить строго ))
Просмотры:
27 178
Женой православного священника я была семь лет (официально восемь), и долгое время не понимала, что то, что происходит в моей семье — это насилие. Я жила в каких-то розовых очках и думала, что насилие бывает в каких-то неблагополучных, маргинальных семьях, где пьют и ведут аморальный образ жизни, а в семье священника и учительницы такого точно быть не может. Фильм «В постели с врагом» я воспринимала как выдумку, и совсем не думала, что окажусь на месте главной героини, еще и с двумя детьми на руках.
Будучи религиозным человеком, я считала, что если в семье что-то не очень ладится, то нужно прежде всего искать причину в себе. В самообвинении я дошла до такой крайности, что вспышки агрессии мужа считала своей виной.
Я постоянно молилась, исповедовалась, пыталась стать лучше, мягче, женственнее, нежнее. Нужно ли говорить о том, что это не помогало, а только усугубляло ситуацию. Муж, видя мою мягкость, воспринимал это как слабость, а не получая отпора, только еще больше наглел. Я пыталась его оправдывать тем, что он устал, что на него «больше нападает сатана, потому что он батюшка». Я оправдывала все, и обвиняла себя, как учит православная вера. Но, к сожалению, есть люди, которые применяют насилие просто потому, что у них есть возможность это делать, и есть безнаказанность.
Сейчас я понимаю, что насилию не может быть никакого оправдания, а тогда я отчаянно пыталась спасти брак, надеясь воскресить то, что давно умерло. Мне очень страшно было думать о разводе, ведь это был венчаный брак, и я чувствовала ответственность за то, какой имидж Церкви мы формируем. Я очень любила прихожан, и много покрывала из того, что делал батюшка, чтобы не ранить их религиозные чувства и не отвратить от Церкви.
Физическое насилие началось в нашей семье не сразу. Много лет это была просто агрессия, вспышки ярости, мат, оскорбления. Потом он начал бросаться подушками, потом замахиваться, потом угрожать. И всегда он себя как-то оправдывал, а я его прощала, да и не понимала, наверное, что это ненормально. Какого-то положительного примера отношений у меня перед глазами не было, зато была промывка мозгов со стороны Церкви, что нужно смиряться и все терпеть. И что венцы, которые надевают на венчании — мученические, а мученичество — это путь в Царство Небесное.
Он применял все виды насилия, какие только бывают, но отдельно я хочу рассказать о духовном насилии. Зная о моей любви к Богу, он всегда этим манипулировал. Он не разрешал мне ходить на исповедь к другим священникам, объясняя это заботой о нашей семье, — якобы я могу вынести «сор из избы». Частенько он устраивал мне исповеди прямо дома, превращая их в допросы, допытываясь, на кого я смотрела, что думала.
Он пытался контролировать каждую мою мысль, по ночам читал все переписки в моем телефоне, проверял историю браузера, после чего будил меня среди ночи и устраивал скандалы. Он устанавливал мне на телефон программу по отслеживанию через геолокацию и программу наподобие радионяни, чтобы отслеживать каждый мой шаг и прослушивать то, о чем я говорю с людьми. Он крал мой паспорт, чтобы я не могла сбежать, и давал минимум денег, чтобы хватало только на необходимое.
Самое страшное началось, когда у него окончательно «сорвало крышу» и он начал меня бить. Его глаза становились красными, он начинал нести всякую чушь, например, что я шалава и меня имел весь город, или что я кгбшница и пишу на него доносы. Это было так страшно, я с трудом понимала — кто я и что происходит.
Я начала заикаться, подолгу выговаривая каждое слово, а он передразнивал меня и смеялся над этим. Я совершенно не знала, куда бежать, кого просить о помощи. Те близкие, кому я рассказала о своей беде, ничем не могли мне помочь, а может, не осознавали степень того кошмара, в котором я живу. Ведь я продолжала вести привычный образ жизни, приезжала в храм, выкладывала фотографии с работы, на которых я улыбалась.
Свой побег я планировала год, скрывая от мужа свой заработок, тайком копила деньги и искала связи, чтобы можно было безопасно вырваться. И все же решиться было очень сложно и страшно. Каждый раз он, заливаясь слезами, валялся у меня в ногах, одаривал подарками и вел себя как идеальный муж и отец. Плюс к тому, я зарабатывала очень мало и из-за психотравмы с трудом справлялась с детьми. А он взял на себя бо́льшую часть заботы о детях: купал, укладывал спать, гулял. Я же превратилась практически в овощ, своим сознанием регрессировав до состояния ребенка, едва ли осознавая, кто я, что со мной происходит, как устроен этот мир и что вообще мне делать со своей жизнью. Мне приходилось применять колоссальные усилия, чтобы вставать утром с постели, готовить еду и работать. Жить отчаянно не хотелось, но моя любовь к детям не позволяла мне бросить их в этом жестоком мире одних с ненормальным папашей.
Иногда после побоев он приносил мне букеты цветов, которые я не в состоянии была даже взять в руки, тогда он складывал их на меня, спрашивал, почему я к нему охладела, а я чувствовала себя покойником, которому на могилу принесли цветы. Синяков он не оставлял, всегда знал, как бить и куда, чтобы я не могла обратиться в полицию. В его действиях всегда присутствовал жестокий холодный расчет. Он очень хорошо изучил меня и знал мои слабости, с помощью которых манипулировал мной как марионеткой.
Тайком я смогла выйти на организацию, где мне оказали бесплатную психологическую помощь, и в конце концов решилась уйти. Тем крючком, что держал меня рядом с ним, оказались эти периоды «сахарного шоу». Я уговаривала себя, что он на самом деле хороший, но у него есть детская травма, из-за которой он иногда выходит из себя, но он старается стать лучше и работает над собой. Я не видела в упор, что эти вспышки гнева — не просто какой-то недостаток его характера, а неотъемлемая часть личности, и побороть это он никак и никогда не сможет, потому что это и есть — он. Он — насильник, и это невозможно вылечить покаянием или какими-то другими методами. Он опасен, и опасен для всех.
Последней каплей стало, когда он взял в руки нож и чуть не зарезал меня на мой же день рождения. Утром я собрала первые попавшиеся вещи и сбежала с детьми. На этом моя история не закончилась, но этот день я считаю днем своего освобождения. Сейчас я живу с мамой и двумя детьми, лечусь от посттравматического стрессового расстройства, работаю. Он продолжает служить, проповедовать, является настоятелем прихода, ведет активную просветительскую работу среди молодежи. Сотрудничает с казаками, является членом совета УМВД нашего города.
Со стороны епископата или других священников я никогда не видела поддержки. Епископ знал о насилии в нашей семье, но ничего не предпринял. Священники говорили, что это «семейные дела», а в патриархии со мной побеседовали и развели руками. Я поняла, что моя ситуация не исключительная, когда узнала, что есть целые группы для матушек, пострадавших от насилия. А когда убили матушку из Подмосковья, а позже рязанский священник жестоко избил свою жену, и об этом написали СМИ, я поняла, что эта система гнилая насквозь, и эти случаи — закономерны. Если женщину ставить ниже мужчины в семейной иерархии — это неизбежно приведет к насилию.
Может быть, вы сейчас переживаете то, что переживала я, и моя история вам чем-то поможет. Уходите, пожалуйста, от абьюзеров, не терпите. Нет ничего хуже, чем жить в страхе. Пусть вас не обманывает поведение мужчины во время «сахарного шоу». Если он переступил этот порог и почувствовал безнаказанность, он будет и дальше позволять себе агрессию в отношении вас. Детям не нужна такая семья, детям нужна живая мама. Пожалуйста, боритесь. Боритесь за свое счастье, за свою жизнь, за спокойную жизнь своих детей, оно того стоит.
Амурская епархия
Иллюстрация: кадр из фильма «В постели с врагом»
Читайте также:
- Со стороны у нас была образцово-показательная православная семья
- «Меня выдали замуж в 16 лет»: исповедь бывшей матушки
- Брак по-православному: откуда берется насилие в семьях священников
- Семейное насилие встречается в священнических семьях чаще, чем «в среднем по больнице»
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
“Муж полностью «разочаровался» во мне. Ситуацию подогревали близкие прихожане, которые нашептывали, что матушка решилась на подвиг, став женой священника, нечего ее жалеть, она должна соответствовать своему статусу. Немалую роль сыграли и проповеди старшего священника нашего храма. Началось физическое насилие. …Почему я об этом пишу? Потому что знаю, что мой случай не единственный”.
Это не единственное письмо, которое пришло в редакцию от бывших матушек, сумевших вовремя уйти от своих мужей-священников — до того, как случилась трагедия. Хотя и то, что они описывают, по-другому тоже не назовешь — страшные трагедии. Буквально за две недели до случившегося, “Правмир” поднял тему специфических проблем в семьях священников. Конечно же, мы никак не ожидали, что теперь придется разбирать эти проблемы на страшном примере. Это письмо мы приводим полностью. Имя и фамилия автора изменены.
Уважаемая редакция!
Ужасное происшествие открыло и мои старые раны. Мне захотелось рассказать свою историю. Ведь я развелась с мужем именно потому, чтобы не произошло нечто подобное. Тем не менее для православного сообщества нашего не столь большого города я стала изгоем.
Мы прожили в браке больше 10 лет. У нас есть маленькие дети. Как это водится в семьях священников, их много. Муж всегда был на хорошем счету у священноначалия и прихожан, много сил и времени отдавал Церкви. Я изначально была к этому готова, поэтому старалась, как могла, тянуть на себе всё, обеспечивая мужу «тыл», как он сам любил говорить, и помогая на службах.
Но со временем супруг стал проявлять все большее недовольство тем, как я справляюсь со своими обязанностями. Не скрою, что в чем-то я действительно не успевала, например, играть с детьми в настольные игры. У меня просто не было ни минуты, чтобы присесть в течение дня. Да и дети росли неидеальными — могли поссориться, покапризничать, пожадничать. Но я видела, что они добрые, отзывчивые, любят друг друга, видела, что любят и уважают нас, поэтому была спокойна и считала эти шероховатости естественным явлением детства.
Муж же начал называть меня равнодушной. В какой-то момент обвинения в мой адрес стали нарастать подобно снежному кому, накрыли нашу семью с головой, и в первую очередь супруга. Он полностью «разочаровался» во мне.
Ситуацию подогревали близкие прихожане, которые постоянно нашептывали мужу, что раз матушка изначально решилась на подвиг, став женой священника, поэтому нечего ее жалеть, она должна соответствовать своему статусу. Немалую роль сыграли и многочисленные проповеди старшего священника нашего храма, где он яростно обличал женщин, «от которых все беды», наставлял быть помощницами своим мужьям и прочим идеям патриархального устройства общества. Все бы хорошо, но эти проповеди слушали и мужья, и ситуации во многих семьях накалялись.
Изначально у нас с супругом были хорошие дружеские отношения, но постепенно, под идеей своего главенства, он все больше и больше брал мою жизнь под контроль. Мне нельзя было общаться с родителями, нельзя было иметь подруг и помощников, нельзя было выходить куда-либо без согласования с ним.
Долгое время я жертвовала всем, ради брака. Но потом мои силы закончились. Последняя тяжелая беременность и осложненные роды окончательно подорвали мое здоровье. Я стала постоянно плакать, очень болезненно реагировать на оскорбления в свой адрес, срываться, кричать. Муж, чтобы «вернуть меня на Землю», подключил тяжелую артиллерию. Он начал говорить, что если я не прекращу себя так вести, он выгонит меня из дома и заберет у меня детей. Младшему тогда не было и месяца, и эти слова приносили мне нестерпимые нравственные страдания.
Несмотря на негативное отношение нашего духовника к психологам, я все же решилась анонимно обратиться за помощью. Тогда я и узнала, что в моей семье происходит не что иное, как психологическое насилие, и мое состояние — следствие полного подавления личности. Мы стали работать над моими проблемами, я перестала плакать и истерить.
И тут произошел парадокс. Вместо того, чтобы порадоваться, муж еще больше обострился в отношении меня, началось физическое насилие. Это было шоком. В моей родительской семье ни отец, ни дед, ни прадед никогда не поднимали руку на женщину. Какое-то время я терпела и пыталась решить эту проблему. Но все было тщетно. «Ты мне чужая» — слышала я в ответ снова и снова. Предлагала съездить к старцу, опытному духовнику, пройти курсы психологической помощи, но супруг не соглашался.
После очередной травмы, я обратилась к правящему архиерею. Он отнесся сочувственно, мужа наказал, но это только ухудшило наше положение, так как ко всем прочим претензиям прибавилась и обида, что я «вынесла сор из избы». Эпизоды насилия повторялись. Я была в отчаянии.
Практически все мои друзья были из Церкви, поэтому так или иначе держали сторону мужа-священника и напоминали, что я должна терпеливо нести свой крест. Это еще больше утверждало мужа в собственной правоте и закрывало путь к искреннему покаянию. Он стал меня буквально ненавидеть.
Однажды, после большой ссоры, закончившейся жестоким актом насилия, когда моя жизнь была на волоске, я поняла, что пора уходить, иначе случится страшное. Я обратилась за советом к опытным духовникам, и они поддержали мое решение.
Так начался длительный и мучительный путь расторжения брака с мужем-священником. На меня обрушился весь гнев братьев и сестер во Христе, в том числе и юридически подкованных. Суды, суды, суды… и страх, что с помощью «православных» фанатов детей у меня, действительно, заберут.
Сейчас этот путь пройден. Мы с детьми, после двух лет скитания, имеем свое жилье, где можем быть в моральной и физической безопасности. Я устроила младших в детский сад и вышла на работу, что позволяет мне иметь некоторую финансовую независимость. Благодаря помощи адвоката, бывшему мужу судом назначены алименты на содержание несовершеннолетних детей.
Нам бывает нелегко, и это естественно, когда воспитанием стольких детей занимается один человек. Иногда становится совсем тяжело, и старший говорит мне: «Мам, главное, что мы ушли оттуда, а остальное выдержим». Дети любят папу, но они видели столько страхов, что разъезд стал для них избавлением. Их поведение и самочувствие значительно улучшилось, когда мы начали жить отдельно, а встречаться с папой они стали вне дома.
Почему я ушла от мужа-священника? Чтобы не случилось чего хуже, чем развод, и мои дети не остались сиротами. Разрушила ли я семью? Нет. Наши отношения были невозвратно разрушены, но родителями мы быть при этом не перестали. Семья у детей осталась, но в другом, непривычном для многих виде.
Почему я об этом пишу? Потому что знаю, что мой случай не единственный. Мне очень больно, что матушки остаются в своем горе без поддержки. Что трагическому развитию событий нередко способствует, как ни парадоксально, патриархальное мировоззрение, которое не пропускается через призму евангельских истин о любви и взаимопомощи, постепенно превращаясь в машину для подавления. Что людям настолько страшно разочароваться в вере, что они до последнего будут оправдывать батюшку, наговаривая на его жену, разрушая то, чего не строили, особенно если батюшка имеет неосторожность им жаловаться.
Еще есть масса одиноких женщин на приходах, которые находят в священнике мужское утешение, поэтому начинают подсознательно, но сначала очень незаметно, соперничать с ней, вставляя тем самым между супругами клинья. А потом эти же православные тетушки обвиняют матушку во всех бедах, делая ее изгоем, если она все-таки решается уйти, подпитывая и без того сильное чувство вины, которое так ее гложет.
Знаете, несмотря на всё несовершенство нашей земной системы, Бог не перестает участвовать в нашей жизни, если мы этого просим. Я считаю чудом то, что мне удалось уйти, и это точно было не без Его помощи. Мне жаль тех людей, которые меня осуждают. Жизнь сложная штука, и надо жить с открытыми глазами, принимая ее факты как есть, чтобы быть верующими людьми, а не религиозными фанатиками.