Бывшей женой людмилой григорьевой

В личной жизни знаменитого баламута и хулигана Алексея Панина тоже порой штормит. Три года назад от актера ушла жена. Но, по словам сегодняшнего именинника (10 сентября Панину исполняется 40 лет — Ред.), он до сих пор считает Людмилу Григорьеву своей второй половиной.

— Журналисты приписывали мне много романов, но жена у меня одна — это Григорьева Людмила Сергеевна, — признался «КП» актер. — В разные периоды моей жизни рядом со мной были женщины, с которыми меня связывали чистые, искренние отношения. Но опять-таки своей женой я могу назвать только Люсю. Да, нас развели 15 июля 2014 года. На бракоразводном процессе мы с Люсей не присутствовали. Нас развели заочно. Поэтому этот развод для меня ничего не значит. Я давно не видел Люсю. Ушла она от меня совершенно неожиданно. Наверное, я причинил ей много боли. Наверное, я бы мог дать ей намного больше, чем дал.

40-летие Панин отмечать не будет. Но друзья артиста решили сделать ему коллективный подарок. А поскольку лучший подарок для Алексея — встреча с любимой женщиной, Никита Джигурда, Стас Костюшкин и другие артисты организовали в соцсетях флэшмоб «Люся, позвони Леше!», где они призывают Григорьеву поговорить с Паниным.

«КП» накануне 40-летия Алексея Панина дозвонилась до актера и расспросила о его самых ярких женщинах. Благо, как оказалось, есть, что вспомнить и о чем (и о ком) рассказать.

Наш разговор с именинником начался с дежурного журналистского вопроса, мол, на какие безумные поступки вы способны ради женщины.

— Я не хочу показаться читателям «Комсомолки» нескромным, я не хочу создать у людей такое впечатление, что я выпендриваюсь, но я действительно долгие годы не мог понять, что значит совершать безумные поступки ради женщины. Мне и в голову не приходило, что то, как живу я, это считается безумством у людей. Я считаю, что это нормальное желание, потребность мужчины выражать свои чувства к любимой девушке. Вспоминаю порой свой роман с актрисой Любовью Зайцевой («Четыре таксиста и собака», «Две судьбы 3. Новая жизнь»). Все так называемые безумства почему-то пришлись на ее душу. (Смеется.) Мы с ней жили, как на вулкане, потому что были совсем еще молоды. Расходились, сходились, все было очень запутанно.

Помню, поругались с Любой, и я, чтобы купить ей в подарок колье с рубинами, заложил «Мерседес».

Потом прошли годы, и мы снова поругались с Любой Зайцевой. И опять я закладываю «Мерседес» (уже другой), чтобы вывезти Любу в Париж. Люба со мной видеться не хотела категорически, поэтому я подговорил своих знакомых, работающих на Муз-ТВ, чтобы с ней связались, предложили ей якобы работу во Франции, якобы съемки в рекламном ролике. В самолет я зашел самым последним, потому что боялся, что она выпрыгнет из него еще в Москве, в Шереметьево. Мы, конечно, предсказуемо поругались во время полета. И когда приземлились в Париже, продолжили выяснять отношения. В общем, мы с ней ругались-ругались-ругались, и в конце концов, чтобы достучаться до нее, я прыгнул с набережной в Сену. Это был апрель, холодно. Я не помню, где была Люба, смотрела ли она, как я тону, или не смотрела, но меня заметили японские туристы с проходящего мимо по реке парохода. Бросили спасательный круг, вытащили меня на палубу.

С той же самой Любой Зайцевой, тоже в очередной раз мы с ней чего-то поругались, и я в костюме, с охапкой цветов, на белом коне приехал на свидание. Но конь, это громко сказано. Это была такая белая кляча, которую я подобрал возле кинотеатра «Пушкинский», где она катала детей. Вот на такой кляче, гордо, на белом коне практически, я приезжал на свидание.

Подруга Домогарова помогла забыть Зайцеву

— С Мариной Александровой мы были вместе примерно в 2006 году, — рассказывает о своем романе с коллегой артист. — Душа не на месте, поэтому Марина Александрова от меня не получила безумных (в хорошем смысле этого слова) поступков. Но получила от меня разбитую машину. Хотя наши отношения с Мариной Александровой были очень честными, искренними и настоящими. Я разбил ее машину, с тех пор должен ей денег.

— А как так вышло?

— Марина, уезжая в Рим, оставила мне ключи от своей машины, на которой я благополучно попал в аварию. Марина мне как порядочная женщина, конечно, ничего не предъявляет, но я чувствую за собой должок, и я обязательно с ней рассчитаюсь.

— Марина, судя по всему, как раз рассталась с Александром Домогаровым, а ты с Любой Зайцевой?

— Да. За месяц, который мы были вместе, мы с Мариной пережили то, что многие люди проживают за годы. У нас было все стремительно. Я практически сразу переехал в ее квартиру. Но, к сожалению, я Марине доставил один геморрой. Она сменила одного ненормального (я очень люблю Домогарова и считаю его одним из великих русских артистов) на другого. Хотя мы с Мариной в тот момент друг другу помогли на каком-то энергетическом уровне.

Роман проходил очень бурно. Как только с Маринкой мы познакомились, мы практически сразу с ней улетели по приглашению Виктора Мережко и Ирины Борисовны Шевчук в Краснодарский край. Это были творческие встречи, посвященные 9 мая, Марина как раз тогда снялась в «Последнем герое», у меня фильм «Звезда» гремел на всю страну. И мы с Мариной за неделю объехали пол Краснодарского края, по три выступления в день. Мы настолько уставали, потому что это были переезды по 100, по 200 километров, что в какой-то момент приехали на очередную встречу, и я говорю: «Марина, давай». И Маринка за меня тоже грамм сто пятьдесят коньячку выпила, настроение поднялось. И я запомнил Маринкины коленки (поскольку во время переездов мы спали друг у друга на коленях) и то, как она смеялась под песни группы «Уматурман».

— А Катя Шпица? Говорят, что ты с ней тоже встречался…

— Понимаешь, Катя Шпица («Счастливы вместе», «Принцесса цирка», «След») очень хорошая, она действительно добрая. Я познакомился с Катей, когда она не была известной актрисой, и она тоже вряд ли от общения со мной приобрела какие-то бонусы. Я, мягко сказано, не блистал. Это была бурная, веселая жизнь. Я не срывал никогда съемки, но во время фестивалей, конечно, все выпивали. Когда мне было плохо, я звонил Кате. Я помню, как она меня обогревала дома, когда я приезжал к ней полупьяный, немытый. Ложился на полу и, обнимая Катю, просил ее на коленях: «Не бросай меня». Алексей Панин еще тот подарочек был тогда.

«Таня Арнтгольц — моя названная сестра»

— А вот Таня Арнтгольц, помнишь, тоже у вас была история?

— Таня Арнтгольц («Фурцева. Легенда о Екатерине», «Брак по завещанию», «И все-таки я люблю») — это неспетая песня. Таню Арнтгольц я люблю с юности. Впервые я ее увидел в сериале «Простые истины». И потом, когда мы начали с ней сниматься, я был влюблен в нее просто всеми клеточками, я просто ждал каждый съемочный день, чтобы увидеть Таню Арнтгольц. Но с Таней Арнтгольц у нас ничего не было… Мы с Таней Арнтгольц много снимались вместе, вместе с ней и Шалевичем играли пять лет в одном спектакле. Я вообще Таню Арнтгольц не воспринимаю как известную актрису, как звезду. Она для меня сестра. Романа у нас с Таней Арнтгольц не случилось, хотя я всячески пытался за ней ухаживать. Это тот редкий случай, когда роман не получился, но для меня она стала близким и родным и самым-самым-самым. И люблю я ее еще больше, чем любил раньше. Я вспоминаю, как во время съемок в городе Серпухов я специально для Тани Арнтгольц вез по жаре огромный пакет суши из Москвы.

Ради Люси отправился в ЗАГС

— Моя жена Люся Григорьева — это тоже отдельная история. То, что я женился, это уже безумный поступок, совершенный ради женщины.

Мы с ней очень весело жили. И я помню, как-то утром просыпаюсь с похмелья с гастролей, синяк под глазом, потому что я там за кулисами куда-то не туда вошел, а Люся меня толкает в бок: «Леша, мы жениться будем?» И тут я вспоминаю, что вчера обещал жениться. Звоню в ЗАГС, а там выходной, не работает. Я думаю: «Ну слава богу, пронесло».

На следующее утро опять та же история повторяется, она опять меня толкает: «Будем жениться?» Со второй попытки я дозвонился в этот ЗАГС. И мы с Люсей вот так быстро натянули джинсы, заскочили в магазин, купили шампанского, по дороге купили кольца в первой попавшейся палатке ювелирной. На каком-то таджике-таксисте, которого по дороге поймали, приехали в этот ЗАГС. Сидим в кабинете у директора, она говорит: «Алексей, извините, я не поняла, а вы хотите прям сегодня расписаться?» Я говорю: «Ну да, я ж вам говорил». «Я думала, вы хотите заявление подать». Нет, говорю, прям сегодня нас распишите. Она говорит: «Вы понимаете, Алексей, вообще, по закону, нужно месяц на ожидание. Но есть выход, пишите заявление». А у меня руки трясутся, писать не могу, мне шампанского надо срочно выпить. И Люся писала заявление.

«В связи с тем, что мой муж Панин Алексей работает артистом (я наизусть помню это письмо) и практически никогда не бывает дома, он все время на гастролях, просим вас войти в наше положение и расписать нас без очереди». Директриса читает заявление и морщится: «По-моему, вы что-то забыли». Я говорю: «А что не так?» «Забыли написать: «Мы очень любим друг друга».

Потом нас в две минуты расписали, мы махнули шампанского, и вечером я уехал на спектакль. Вот это безумная наша свадьба. И буквально через несколько недель нам с Люсей надо было забрать мой костюм со старой квартиры, где я раньше жил. Я говорю: «Люся, только напомни про ремень, мне завтра улетать, надо обязательно взять ремень». Люся: «Да-да-да». Приезжаем, берем костюм, Люся забывает про ремень. Ну я в то время был глупый, молодой, сейчас бы я так себя не вел. «Люся, ну как, ну почему тебе нельзя ничего доверить?!» Там еще шампанское наслоилось.

Я психанул, снимаю с себя обручальное кольцо и выбрасываю его в окно. Мы только-только поженились, недели не прошло. Люся, не долго думая, берет свое кольцо с бриллиантом и вышвыривает его тоже в окно, на этом же светофоре. Мы приезжаем домой и начинаем бить посуду. Мы с Люсей никогда не поднимали друг на друга руку, но зато разнесли несколько гостиничных номеров, квартир. Все вдребезги, при этом Люся рвет еще и паспорт и выбрасывает его в окно. Разрушенная квартира, посуда, мы с Люсей уже устали, ложимся спать, в обнимку утром просыпаемся и начинаем прекрасно жить дальше. Так наша жизнь и протекала, и осталось только хорошее в воспоминаниях. Просто жить с Алексеем Паниным, любить Алексея Панина, такого сумасшедшего парня очень сложно. Я не подарок, и только сейчас в 40 лет я начал понимать многие вещи.

В 18 лет, когда я впервые влюбился, я был совсем другим. Моя девушка Ася, она сама была из Ялты, привезла меня на море. Уезжать было тяжело. Я очень любил Асю. Она проводила меня на вокзал. Но перед самым отъездом я выпрыгнул из поезда, сел в троллейбус и ночью приехал к Асе. Она уже дома, спит, все думали, что я уехал, а я не смог, настолько ее любил. Пришел к ней ночью, говорю: «Ась, я вернулся». Она: «Ну что ты за человек!»

О кумирах

— Мне очень приятно, что ко мне с любовью относятся мои коллеги старшего поколения. Помню, Светлана Светличная взяла меня за шею и сказала: «Эх, Панин, сбросить бы мне, мы с тобой так бы оторвались, так бы зажгли». Мне было очень приятно, потому что я очень уважаю людей старшего поколения. Они очень глубокие и наполненные. Признание матрешек, которые сейчас считаются гламурными, меня мало интересует. Признание Людмилы Марковны Гурченко — это дорогого стоит, и я это очень ценю. С Людмилой Марковной мы познакомились незадолго до ее смерти. Меня пригласили в жюри международного фестиваля «Окно в Европу». И на банкете была Людмила Марковна Гурченко.

Близкого общения с Людмилой Марковной там не было. Я просто смотрел на нее и слушал. А на следующий день в газетах (может быть, даже в «Комсомолке») вышла статья на обложке: «Алексей Панин объявлен в федеральный розыск». Это был период моей борьбы за дочь.

И утром я выхожу из гостиницы, открываются двери лифта, и появляется Людмила Марковна. Она видит меня, берет за плечо и говорит: «Сынок, говорят, ты в розыске? Поздравляю». В этот день я понял, что Людмила Марковна меня приняла. Потом у нас с ней была еще одна встреча на новогоднем концерте в Киеве. Я тогда сел на колено перед Людмилой Марковной. Есть фотография, где она сидит у меня на колене и поет. Я в этой жизни, может, очень много чего натворил, но я очень рад, что судьба подарила мне встречи с такими великими людьми, как Людмила Марковна Гурченко. Единственное, о чем я жалею, что нельзя вернуть тех людей, которых уже нет. Есть, конечно, поступки, за которые мне немножко стыдно, но это было сделано не по злобе, может быть, какая-то дурь, пьянка, ну с кем не бывает. Ничего плохого я никому не хотел.