Бывшая жена умерла психолог

– Мы были женаты 25 лет. Ольга не дожила до серебряной свадьбы два месяца. В 2013 году в конце апреля поставили диагноз. Онкология. Рак груди. 

К врачу обратились, когда у нее стали болеть кости. Поехали в Коломну, прошли процедуры. Нам сказали, что метастазы уже в печени. Поехали в Москву на Каширку в онкоцентр. Там немного обнадежили. Про печень не подтвердилось, но в яичниках и брюшной полости метастазы были. Врачи обо всем говорили нейтрально, но я понял: это конец. Первую химию Ольга перенесла неплохо, а после второй отказали ноги. Были поражены нервные окончания, и никакие лекарства не помогали. Помню, врач сказал тогда: химия – это всё равно что по воробьям из пушки стрелять. 

Говорил, что мы победим

Я научился ставить уколы. Страшно, когда нужно было колоть в складку живота. Игла толстая и тупая. Одна ампула стоила тогда 5000 рублей. Мы многое получали бесплатно, но для этого понадобилось писать в Москву и в буквальном смысле выбивать препараты. Многое покупали сами.

В туалет, помыться в ванную – всё вдвоем. Она мне доверяла. Детям мыть себя не позволяла. Носил на руках. Однажды сильно сорвал спину, пришлось иногда ночью будить сына, чтобы он маму повернул на кровати с боку на бок. У нас сын и дочь. На тот момент им было 23 и 20. 

Когда назначили трамал, а потом наркотики – было жутко. Ольга быстро к ним привыкла. Находилась в состоянии эйфории. Но я старался колоть их, только когда боли были невыносимы.

Она плакала и все время говорила: я не хочу умирать. Я не имел права быть слабым и все время повторял: мы победим.

Хотя веры внутри не было. 

Как-то к нам приехала скорая, сказали, что жена до Нового года не доживет. Очень низкое давление, в животе жидкость, ее мы время от времени откачивали. У меня много друзей-врачей. Они мне тогда помогли. Капельницы и процедуры делали на дому, бесплатно. Однажды промелькнула надежда. Все анализы на онкомаркеры показали хорошее снижение. Это было почти перед смертью. В августе сделали химию, а в июле следующего года Ольги не стало. Пару дней не дожила до дня рождения дочки.

За день перед тем, как Ольги не стало, я вывез ее во двор на садовые качели. Вместе мы смотрели чемпионат мира по футболу. Погода стояла шикарная. И вдруг на фронтон прилетела белая голубка. Мы видели ее оба. Я почему-то ее запомнил, как дурной знак.

На следующий день всё как обычно: утренние процедуры в ванной, усадил перед телевизором. Пришли ее мама, сестра. И что-то щелкнуло у меня. Позвонил на работу, сказал, что не выйду. 

Через какое-то время Оля просто откинула голову на спинку дивана и перестала дышать. Я давай кислород, уколы, искусственное дыхание, зеркало к губам. Сердце бьется – слышу, дыхания нет. Приехала скорая, констатировали смерть. Позвонил детям. Дальше обрыв памяти. До похорон ничего не помню. Всеми делами занимались родственники. 

Пережить

– После похорон дети отправили меня на родину – в Литву. Приехал. Там родители, друзья. Мы после женитьбы жили в Вильнюсе, а потом, когда Союз начал разваливаться, с нашим производством стало все плохо, подались к жене на родину – в Подмосковье. Так там и остались. Дочь родилась уже в России.

Напивался я так, что себя не помнил, не только то, что вокруг происходило. Все время думал о том, что варианты же могли быть. Мама у меня две операции по онкологии перенесла. Умерла уже за 80 лет от инсульта. 

Вернулся домой, а там вещи Ольгины, обстановка. Невыносимо тяжело.

Какое-то время, пока в отпуске был, водкой глушил боль. Потом на работу вышел и с головой в нее окунулся, чтобы отвлечься.

Каждый день на могилку ходил, приносил желтые розы. Она их любила. Рассказывал ей, как мы живем – я и дети. Повесил на веревочку вместе с крестом ее колечко обручальное. 

Через полгода снова на родину поехал. В Новый год застолье с друзьями отличалось тем, что рядом было пять-шесть незамужних женщин. Друзья пытались меня вытащить. Но интереса не вызвало. Просто снова напился. 

Перед Рождеством в Вильнюсе сам того не понял, как зашел в самый старинный православный кафедральный собор. Хотя сам я старовер. А по жизни – агностик. Торкнуло с батюшкой поговорить: а как дальше жить? У меня состояние такое было, что жизнь закончилась. Пустота внутри и снаружи. И вдруг я понимаю: мне 57, и впереди уйма времени. Растерялся даже. И тут дискуссия с батюшкой вышла. Спрашиваю: может, мне с женщиной познакомиться? А он мне: вы знаете, вам уже ко встрече с Богом надо готовиться. Разговор мне не понравился. И я решил, что надо жить. А на следующее утро, в Рождество, сходил на причастие.

Другая Оля

– Однажды был на дне рождения у близкого друга. Их квартира – то место, где я позволял себе плакать и выть от боли. Его жена однажды сказала, что ей противно смотреть на меня. Жалела очень. Позвонила кому-то, они поболтали, посмеялись. Показала мне профиль женщины на фейсбуке, своей подруги университетской по имени Ольга. Жила она тогда в другом регионе, за тысячу километров от Москвы.

Сначала мы переписывались, потом я попросил номер телефона. Сблизились так, что уже через месяц уговаривал ее приехать. Кто-то упрекнет: как рано ты все забыл. Во-первых, не забыл. А во-вторых, никто не знает, что для кого рано или поздно. Есть жизнь, она знает. Купил билет, выслал по электронке. Она тогда мне говорила, что я как каток по ней прошел. Как бульдозер. Решительный. Не дал опомниться.

В общем, она позвонила и сказала, что нужно сдавать билет. Попала в больницу на операционный стол. Я сначала не поверил. Подумал, что струсила или я ей не нравлюсь. Где-то через месяц снова взял билет, снова отправил. Через две недели поезд, а она говорит: не поеду, сдавай билет. Меня это возмутило, а она плачет в трубку. Оказывается, поскользнулась на кафеле, ударилась бровью о пол и у нее фонарь под глазом. Вот как так можно? Говорю: не нужен мне твой фонарь, ты нужна. И билеты в театр есть. Еле уговорил. 

Был март. Она в кепке с козырьком, в солнцезащитных очках и с кучей косметики в чемодане. К слову, с ней все время что-то происходит. Это удручает и умиляет одновременно. 

Из вагона она не выходила долго. Я стоял, как пацан, волновался на перроне. Могло быть все что угодно. Мы же могли не понравиться друг другу в реальности. Хоть бы что. А я влюбился. 

Стали мы видеться то у меня, то у нее. Ездили друг к другу в гости на длинные праздники, отпуск проводили вместе. А потом я решил, что надо жениться. 6 июля следующего года будет четыре года, как мы в браке. И еще только год, как Ольга переехала ко мне. 

Свадьба и последствия

– Когда пришли подавать заявление в первый раз у Ольги на родине, мне дали от ворот поворот. Нужно было привезти документ из Литвы, который бы подтвердил мой статус неженатости. Свидетельства о смерти прежней супруги было недостаточно, а в европейских паспортах не ставятся отметки о браке. 

Ольга стояла у двери и улыбалась. Она, может, думала, что всё шуточки, а я поехал в Литву и привез документ. 

Месяца за два до регистрации Ольга в творческом порыве сломала ногу, когда бежала с фотоаппаратом по мокрой траве бабочку фотографировать. Гипс сняли, наверное, за неделю до регистрации. Конечно, она сказала: может, отложим? Но я был настроен решительно. Что – до ЗАГСа не донесу?

С одной стороны, все это напоминает комедию. Стоим, ждем, когда пригласят в зал. Подходит женщина и спрашивает:

– Вам Мендельсона или Вагнера поставить? Вагнер медленнее, – сказала она, видимо имея в виду Ольгину хромоногость.

В это время мимо проходил тот самый друг, жена которого нас познакомила, и бросил невзначай:

– Старичкам – Вагнера…

Смеемся до сих пор. У нас же разница в возрасте почти двадцать лет. Меня это смущало сначала. Думал, а если кто родится? А мне уже даже не сорок. А потом вспомнил, что в жизни сколько угодно таких случаев, и расслабился. 

На следующий день после свадьбы шестнадцатилетний сын Ольги устроил истерику. Пережили.

Сейчас ему 20. С ней он не поехал, остался дома. Не сильно в восторге от всего – это мягко сказано.

Мой сын тоже никак не мог принять. Злился и не понимал. Но я-то все прекрасно видел. У детей своя жизнь. У сына семья, сам стал папой уже. Вроде бы отошел. Во всяком случае внешне. Он живет в другом регионе. Дочь в Москве. 

Кому я нужен? Бобылем мне помирать, что ли? Да вроде и живой еще, интересы есть. У меня желание заботиться о ком-то. Любой человек нуждается в заботе, любви и внимании. Это же ясно, как день. И мне это все тоже нужно. Необходимо.

Мне много задавали вопросы типа «Зачем нужно было жениться? Так бы могли встречаться». А я вот такой старорежимный и немодный. Если делить с женщиной постель – надо жениться. Просто хочу быть вместе. Это поддерживает и лечит.

Когда Ольга умерла и ее подруги узнали, что у меня появилась жена, не поняли и не приняли. Мнения разделились. Две из них терпимо отнеслись, а две – категорично. Наверное, считают меня предателем, думают, что я до конца своих дней должен жить в печали и страдании, нести свой крест вдовца. А я считаю, что они неправы. Это нечеловечно – желать другому страданий. Мне непонятно это. Столько лет дружили. Наверное, очень просто думать и говорить так, когда у вас полноценные семьи, мужья рядом сидят… Обиделись, наверное. Мы иногда видимся. У Ольги, первой жены, годины очередные – ходим на кладбище вместе, потом общаемся дома, у кого-то из них в гостях. К нам они идти не хотят. Но это их право.

Денис

Общих детей у нас с супругой нет. На момент женитьбы во второй раз и многие годы до этого я был сконцентрирован на еще одном важном вопросе. Нужно было забрать из Литвы ребенка. Собственно, уже подростка.

Денис – внук моего брата. Не было трех лет ребенку, как остался сиротой. Его мама (моя племянница) умерла от передоза. Рос без отца. Дед Дениса со своей жизнью никак разобраться не мог. В общем, парень остался жить у моих родителей. То есть у своих прабабушки и прадедушки. Они оформили опекунство. А моя мама всегда говорила Денису: когда-то тебя Павлик заберет. Тем он и жил много лет. Моя первая жена не настроена была взять пацана. Говорила, что еще своих надо на ноги поднять.

Приехал я в Литву со второй женой. Познакомил ее с Денисом и сказал: обещал маме забрать. Помню, как тогда нас удивило, что, оказывается, Денис в свои 11 лет не умеет завязывать шнурки на обуви. Ольга показывала ему, научила. А потом она бегала в коридор и не позволяла деду зашнуровывать ботинки. Научился. Поговорили. Решили, что забираем. Но на это еще немало времени ушло.

Когда приезжали, я подтягивал Дениса по математике, видел, с какой неохотой он ходит в школу. К тому же там его травили. Литовский он не учил. Все ждал, что заберут в Россию. Преподавание в русской школе претерпевало странные изменения, и некоторые предметы стали давать на литовском. Денис не понимал. Наняли репетитора. Бесполезно. Бабушкой и дедушкой он начал манипулировать, находил причины прогулять уроки – живот болит, голова или еще что-то. А на уроки из дома иногда его забирала соцпедагог. 

Мои родители уже не справлялись, да и старенькие совсем стали. Папе – 86, а маме – 83. Конечно, тяжело. Пришло время судов и документов. Я все собрал – справки о доходах, об условиях проживания, что-то еще. На суде отец уже произнести присягу не может и дать показания, чтобы передать мне опеку. Я помог ему: просто громко читал вслух, он что-то повторял за мной. Судья обратила внимание, что опеку нужно уже над дедом оформлять, тем не менее, приняла решение в мою пользу после ходатайства представителя опеки от мэрии и моей пламенной речи. 

Нет, ну а что делать? Русские своих не бросают. Разве я мог позволить, чтобы Дениса забрали в детский дом? Нет, конечно.

Я его знаю с пеленок. Папой он меня называл с малолетства. То Паша я для него, то папа. Сейчас – папа.

Но с судебными делами и оформлением документов в консульстве я изрядно попотел. Мне на работу надо, а я парня вывезти не могу. Ошибка в решении суда, ожидание другого решения, оформление документов в консульстве. Уже когда я обратился лично к консулу посольства России в Литве, она быстро все разрулила – спасибо ей за это. Мы получили многократную визу.

Через три дня как приехали в Россию, срочно вернулись в Вильнюс. Умерла мама. Папа без нее совсем зачах. Деменция прогрессировала километровыми шагами. Умер почти через год после мамы. А в перерыве между ними умер мой брат – дед Дениса, которого он толком и не знал. Я остался самый старший в роду. 

Кадет

Пр?