Андрис лиелайс биография личная жизнь

— Считается, что выбор в начале знакомства делает женщина. Как все начиналось в вашем случае? Кто кого выбрал?

Ирина: Мы познакомились на Московском кинофестивале.

Андрис: Кинофестивали тогда проходили с помпой — это было одно из центральных событий Советского Союза. Ира была студенткой ГИТИСа, я учился на актерском во ВГИКе. Помню, я стоял в фойе ГЦКЗ «Россия» и увидел, как по лестнице спускаются две девушки — темненькая и светленькая. Ира в облегающем кожаном жакетике и однокурсница Иры, Дуся Германова, в мальчиковой кепке. Я Иру сразу приметил — она так гордо прошла мимо, ни на кого не посмотрев. Это был первый раз, когда я ее увидел. Потом уже мы познакомились, в перерывах между фильмами гуляли по Красной площади, о чем-то разговаривали. И на этом все тогда и закончилось. Я после фестиваля уехал домой, в Ригу, а Ира — отдыхать в Венгрию. Прошло еще несколько месяцев, прежде чем мы начали встречаться. Сблизились на профессиональной основе — Ира училась у Табакова, у нее на носу был дипломный спектакль, и ей нужен был партнер.

И.: Это как раз к вопросу, кто кого выбрал. (Смеется.) У меня было два варианта. Или Никита Джигурда, который пытался перевестись из Киева в ГИТИС, или Андрис. Но, посмотрев на Никиту, я сразу же сказала Табакову: «Никогда! Я не буду с ним работать». И Олег Павлович рассудил: «Ну нравится тебе твой латыш, пусть будет латыш». Может быть, в тот момент выбор и случился, потому что после этого мы стали проводить по восемь часов вместе — репетировали допоздна. Так и влюбились.

— Вы ведь оба были несвободны, когда встретились?

А.: Да, я был женат, у меня был сын. Сейчас ему уже 29 лет. Ира — замужем. Но, наверное, каждый из нас чувствовал какую-то нереализованность в той жизни, которой жил. И наша совместная жизнь стала рождаться вопреки всем законам. Ведь не может женатый человек встречаться с замужней женщиной — у него уже есть ответственность за ребенка, семью. А в итоге в нашей семье — двое сыновей и еще больше ответственности. Старший вот женится в конце мая. Первый закон, которому нужно следовать, — это любовь. Если ты ему следуешь, все выстраивается правильно.

И.: Мне очень нравилось, что Андрис был первый человек, который меня жутко смешил. На людях внешне он был очень закрытый. Но когда мы оставались вдвоем, тут-то все и начиналось! Когда я стала работать на телевидении, он особенно смешно показывал дома, как я веду новости. Это была отдельная песня.

А.: Для меня в наших отношениях тоже были какие-то вещи, с которыми я раньше никогда не сталкивался. Например, когда тебя защищают, даже если ты и не прав. Помню, как я однажды возвращался к нам домой — в дальний район Москвы, а у меня еще даже не было прописки. Меня остановил милицейский патруль, попросили документы. Я по молодости стал с ними спорить, в драку полез. Не прошло и пяти минут, как примчалась Ира, увидевшая меня в окно, и, будучи на девятом месяце беременности, разметала пятерых бравых парней. За считанные минуты она устроила такой ураган! Порвала всех ментов, как Тузик грелку! (Смеется.) Конечно, дома я от нее получил по полной программе за то, что сам все спровоцировал.

— Ирина, как вас приняли в латвийской семье Андриса? Помните встречу со своей свекровью?

И.: Когда мы впервые приехали вместе в Ригу, нашему старшему сыну было уже 8 месяцев. До этого мама Андриса даже слышать обо мне не хотела, потому что была полностью на стороне бывшей невестки. И наша первая встреча с нею была довольно напряженной. Да еще сразу почувствовалась разница в менталитете. Мы приехали на Рождество и пошли с Андрисом покупать продукты на рынок. Он к тому времени уже долго прожил в Москве, поэтому к покупкам мы подошли абсолютно по-русски: принесли пять сумок с едой, набрав все килограммами. Его бабушка, мама и сестра онемели часа на два. Только позже сказали: «У нас столько на свадьбу покупают». Для них это было дико. Потом у свекрови я впервые увидела, как нужно правильно сервировать стол. Мне всегда казалось, что скатерть — это самодостаточная история. Оказывается, поверх нее кладут еще и салфетки. И рядовой семейный обед — это несколько тарелок, супница, какие-то графинчики, вазочки, у каждого — несколько приборов и обязательно живые цветы. Я выросла в интеллигентной семье, но у нас так никогда в жизни не сервировали. Потом я спросила у Андриса: «Что же ты мне не говорил, как нужно завтракать, обедать?» — «Ну зачем же тебя нагружать? К тому же ребенок маленький на руках», — сказал он. Только потом я поняла: мне сильно повезло, что до нашего брака он четыре года жил в общаге ВГИКа и там привык ко всему — даже к тому, что сосед ел исключительно на газете. Так что к моменту нашей встречи он был уже непритязательным. Тем не менее клеенки на нашей кухне не было никогда.

— Вы освоили какие-то латвийские блюда, которые особенно нравятся Андрису?

И.: Фасолевый суп с рулькой, тушеная квашеная капуста со свиными ребрышками. А вообще, когда я приезжаю в Ригу, стабильно поправляюсь на 5 кг, потому что там потрясающий рыбный рынок, мимо которого невозможно пройти.

А.: Мы ведь очень отчаянные. Когда стали жить вместе с Ирой, порвали с предыдущей жизнью. Первые два-три года были очень непростыми. Но материальные трудности только сблизили.

И.: Только у меня с тех пор осталась дурная привычка — нервничаю, когда Андрис дарит мне дорогие подарки. Ведь это наши общие деньги! Но мне преподала хороший урок Галина Вишневская. Услышав, как я отчитывала по телефону мужа за очередное купленное украшение, сказала: «Ирочка, никогда не запрещайте мужу делать вам подарки. Иначе он начнет их делать кому-нибудь другому». После этого я на все реагирую так: «Ах, как замечательно!» (Смеется.)

— Ваша семья начиналась как актерская, но затем у Ирины изменились приоритеты — она стала телевизионным журналистом. Как вы, Андрис, отнеслись к этому?

А.: Ну что вы, это был подарок судьбы. Упаси Господь, чтобы она сидела в репертуарном театре и играла 25 спектаклей в месяц, из которых у нее была бы одна главная роль на малой сцене.

И.: Потом, когда мы закончили институт, закончилось вообще кино. А когда я сдавала госэкзамены, у меня был двухмесячный ребенок. Первое время ни о какой работе даже не хотела слышать.

А.: С телевидением же получилось наоборот. Не Ирина поменяла профессию — мы оба оказались в поиске. Я стал активно работать с западными телекомпаниями. Как продюсер поставлял для них сюжеты из Советского Союза. Потом работал телевизионным режиссером, а Ира прошла кастинг и стала ведущей новостей на Первом канале. А потом была семилетняя ночная эпопея с «Синим троллейбусом» — это когда жена приезжает домой в четыре утра и еще долго прокручивает какие-то ситуации по эфиру. Засыпали под утренний гимн.

И.: Но если Андрис к телевидению относился всегда как к приключению, то я как будто пришла к себе домой. Довольно затратная работа, и ею нужно заниматься 24 часа в сутки — но мне это нравится.

— 25 лет не были безоблачными. Несколько лет назад вы развелись. Сколько времени продлился развод и кто первый понял, что нужно с этим заканчивать?

И.: Два с половиной года. Притом что на тот момент мы 22 года прожили вместе. И если вы сейчас меня спросите о причине развода, я ее даже не сформулирую. Мне всегда казалось, что развод имеет какую-то причину. Особенно когда вы так долго живете вместе и у вас двое детей. А теперь я понимаю, что он может быть на пустом месте — просто люди устают и у них нет сил объясниться друг с другом. Точнее, не знают как. В этой ситуации хорошо давать советы со стороны. Что, собственно, я и делала в эфире. А когда ты сам оказываешься в запутанной ситуации, получается, что ты — сапожник без сапог.

А.: Я понял, что бывает два вида разводов. Когда мы с Ирой встретились, мы ведь тоже разводились с предыдущими партнерами. Но там была цель: мы уходили из семей, потому что не могли жить друг без друга. Сейчас же мы ушли в никуда и ни к кому. В таком случае, мне кажется, не все потеряно.

И.: Причем Андрис мне предлагал: «Давай просто поживем отдельно, какие разводы?» Но я настояла на своем и подала заявление.

А.: Пошли в суд. Судья спрашивает: «Вы согласны на развод?» Я говорю: «Я не согласен, но согласен». Что тут скажешь? (Смеется.) Через неделю получил свидетельство, собрал сумку и уехал. И если Ире было легче — она ведь осталась в той же обстановке, — то мне было гораздо сложнее: я вернулся один к матери — и мне пришлось начинать жизнь с нуля. Несколько месяцев я не мог даже подняться с постели — казалось, жизни больше нет. Единственное, что в этой ситуации удерживает на плаву, — это дети. Начинаешь соображать: у старшего через месяц день рождения, нужно послать подарок. Значит, нужно подниматься и искать какой-то заработок. Младшему нужно оплачивать гимназию. И так далее.

— То, что происходит у вас сейчас, вы бы назвали совершенно новыми отношениями или продолжением старых?

И.: Я считаю, что новыми. Получилось так, что я сломала руку, лежала в больнице — и мне предстояла тяжелая операция. А Андрис все это время не переставал общаться с детьми, и они ему по телефону сказали об этом. Мне он все это время тоже пытался звонить, но я вела себя по-дурацки — бросала трубки. И вот в день операции он позвонил: «Я очень волнуюсь за тебя». У меня же, видимо, не было сил выделываться, я отходила от наркоза, и мы стали нормально разговаривать. Андрис сказал: «Все, я завтра буду у тебя!» Я согласилась. Мне нужно было, чтобы рядом был родной человек, которому можно просто пожаловаться. Мне понравилось, что он привез в больницу не очередную корзину цветов, а то, что нужно — бульон и теплые носки. И через два дня он все так устроил, что прямо с больничной койки привел меня в загс, где нас быстро расписали. Невеста была чудо как хороша — в гипсе и трениках!

А.: Тебя спросили: новые отношения или старые?

И.: Как ни странно, мы сейчас практически не ругаемся. Точнее, я практически не ругаюсь, потому что стала Андриса беречь. Теперь я понимаю: это только кажется, что этот человек твой и никуда от тебя не денется. И когда по чьему-то неразумению все раскалывается, сначала до тебя ничего не доходит, а потом ты просто начинаешь паниковать. Не знаю, как у других женщин, но для меня влюбиться в кого-то — очень тяжело. За время развода я вдруг с ужасом поняла, что мне никто не нравится!

А.: Да я как-то не считал себя разведенным человеком, потому что мы были не развенчаны. А во время разлуки понял, что мне без Иры — вообще не жить. Ведь я не только ее потерял, я себя потерял. Кстати, когда на Новый год мы с Ирой писали записки с желаниями, сжигали их и бросали в бокалы с шампанским, я ее спросил: «А что ты писала себе, когда мы еще были в разводе?» Интересно, но она ответила: «Выйти замуж за любимого человека». (Смеется.)