Анатолий васильев ия саввина биография личная жизнь

Фото: Гелла Слабко

Ежегодные сборы в Дорофееве — это особое состояние организма: души и тела. Длится это состояние около месяца. Что-то покупается, пакуется, трамбуется, перекладывается старыми газетами то, что может разбиться, герметизируется то, что может пролиться, и так далее… Вполне понятная усталость от этих трудов, тем не менее, абсолютно компенсируется поющим состоянием души.

Ожидание скорой поездки в рай будоражит воображение, по ночам снятся тамошние леса и в них красавцы грибы, налетают звуковые галлюцинации: пение соловья, пронзительные крики коршуна, далекая кукушка. Нарастает приятное беспокойство: «Скорей, скорей ехать. Скорей в машину и ехать!»

Так было двадцать пять лет. В этот раз все было иначе. Нет, тело исполняло свои обязанности вполне добросовестно и толково: носило, грузило, укладывало, а вот души НЕ БЫЛО! На ее месте была дыра, каверна, залатать которую было нечем. Там свистело сквозняком.

Прооперированная удачно (так казалось) меланома, молчавшая три года (!), проснулась, чему способствовали (абсолютно в этом убежден) предварявшие трагические события, создавшие эту черную драматургию: смерть Севы и затем микроинсульт. Свою дальнейшую судьбу Ия определила сама, категорически отказавшись от химиотерапии. Почему — не объясняла. Решение было окончательным.

Самочувствие Ии вызывало безнадежную тревогу. Мы оба понимали, что это ее последняя поездка в Дорофеево, и это определяло обязательность посещения «домика». С другой стороны, мы делали вполне естественный вид (старались делать), что все хорошо, все в порядке, и у нас этот вид получался, слава Богу!

Фото из личного архива

Выезжаем, как всегда, рано — часа в четыре утра. Пустая Москва, ни машины в наших переулках, солнечное тихое утро. Медленно едем по Гагаринскому, и я вижу, как чуть впереди пара голубей перебегает переулок. Мы все ближе и ближе, а те взлетать не собираются, черт бы их побрал! Делаю единственно возможный маневр — пропускаю их между колес и в тот же момент слышу противный, тошно­творный звук лопнувшего мяча. Смотрю в зеркало заднего вида и вижу столб птичьих перьев, взмывший над асфальтом. Я абсолютно не подвержен мистике и всяким суевериям, более того, всегда останавливал моих друзей, когда они пытались посвятить меня в свои видения и предвидения. Но это происшествие сделало со мной что-то, вызвавшее ощущение страшной тоски. Противно засосало под ложечкой, внутри поселился холод, и возникло нервное настойчивое желание — не ехать! Тем не менее угомонил себя «действенными» словами и решил не посвящать Ию в мои потусторонние страсти.

Играла магнитола, делались бутербродики для сына Сережи, пили кофе из термоса — все как всегда. Но, черт возьми, не покидало ожидание чего-то непредвиденного. И — случилось!

Так когда-то Аннушка разлила масло. Ремонтирующие что-то у дороги работяги решили послать за пивом своего парня. Тот впрыгнул в стоящую на обочине «ГАЗель», как специально дождался, когда мы подъедем, и, не посмотрев, не предупредив, рванул на разворот, то есть в нас. Это было как во сне. Огромная морда «ГАЗели» влетела в правую сторону нашей машины, отбросив ее в страшном грохоте на противоположную сторону дороги. В трехсекундной паузе, повисшей в разбитой, засыпанной битым стеклом машине, Ия спокойным голосом произнесла: «Другую купим».

Потом я бегал по дороге, кричал на виновника аварии, вызывал по 112 милицию, скорую и эвакуатор. Нас возили в Суздаль на медицинскую экспертизу. И наконец, на эвакуаторе повезли (триста километров!) в Дорофеево, где мы оказались поздней ночью.

Эскиз к фильму «Дама с собачкой»

Бытовые хлопоты — благодатное и сильно отвлекающее от мрачных мыслей занятие. Наладить водоснабжение, электричество, газ, окосить участок, по мелочам одно-другое. Так прошла неделя. Ия, как правило, проводила время в своей комнате, изредка выходя на террасу, что давалось ей со все большим трудом. Да еще почему-то именно в это лето развелось несметное количество всяких летающих существ, изрядно донимавших нас, особенно малоподвижную Ию. И все-таки она находила возможность шутить по этому поводу и с удовольствием цитировать Пушкина: «Ох, лето красное! любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи».

Пришлось наведаться в Кинешму, купить синтетическую сетку и обтянуть ею полдома, включая террасу и беседку, которую мы торжественно величали «бунгало». Там любила Ия посидеть за утренним кофе и с обязательным кроссвордом. В Дорофеево из Москвы привозились отслужившие свое книги и журналы, образовавшие за эти годы своеобразную вторичную библиотеку, которую Ия сейчас взялась перечитывать. Процесс этот был тщателен и нетороплив. Нередко я заставал ее с лежащей на коленях раскрытой книгой и взглядом, направленным в себя. Что-то она пересматривала, что-то передумывала. Что?

Темп жизни ее сильно замедлился, да и вообще наше существование, подчиненное и иному самочувствию, замедлялось естественным образом, не требуя специальных усилий и стараний: от завтрака до обеда, от укола до укола, от измерения давления до измерения температуры. В этой размеренности была спрятана щемящая тоскливая тревога: мы как будто ждали чего-то и именно медлительностью как бы оттягивали это «что-то». А «оно» совершенно неожиданно проявилось непредвиденным загадочным, пугающим происшествием. Ранним утром, выходя из дому, я чуть было не наступил на неведомо откуда взявшуюся белоснежную голубку! Даже не пытаясь взлететь, она спокойно сделала несколько шажков в сторону и принялась что-то искать и находить в траве. На голове ее красовалась зеленая отметина, говорящая о том, что она из чьей-то голубятни. Из чьей? Тут во всей округе никогда не слыхали про голубятников, их здесь просто нет и не было! Единственное место, откуда она могла прилететь, — Заволжск, но это двадцать пять километров. Мистика, в которую я не верю, вещественным образом внедрялась в нашу жизнь.

Когда я рассказал Ие про это, она немного помолчала, как бы обдумывая услышанное, потом откинулась на подушку и тихо произнесла: «Это моя смерть прилетела».

Когда-то давно по телевидению показывали отрывки из спектакля «Петербургские сновидения», где Ия играла Соню Мармеладову. Тогда она, глядя на себя на экране, сказала мне: «Смотри, какие глаза белые». И действительно, бывали моменты, когда, сообразно настроению, ее глаза приобретали необыкновенную прозрачность, в которой пропадали их цвет и зрачки. И сейчас, глядя на меня этими глазами, она, чуть растянув главное слово, так же тихо произнесла: «Мне ЦЕНЗУРА».

Я принялся дежурными словесами нести какую-то бесполезную ерунду, пытаясь поменять настроение. Она дождалась паузы в моей болтовне и повторила: «Мне ЦЕНЗУРА». Она знала и понимала про себя и про свое положение всё.

Маша — женщина из соседней деревни, которая помогала Ие по хозяйству, — рассказала мне, что Ия, уезжая навсегда из Дорофеева, наказала справить по ней поминки, а затем отметить девять дней и сороковины, и просила, чтобы на них были все, кого она знала. А Вовке Коровкину, часто навещавшему нас соседу, сказала на прощание: «Тебе будет скучно без меня», — что теперь и подтверждается: Вовка (мужику за сорок) без Ии тоскует до слез.

Этот том Н. Гумилева до сих пор хранит закладки, сделанные Ией. Их три. Одна отметила это стихотворение — «Птица»!

Другая — знаменитого «Жирафа».

…Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Третья притаилась у стихотворения, когда-то не замеченного мной, пропущенного, — «Мне снилось»:

Мне снилось: мы умерли оба,
Лежим с успокоенным взглядом.
Два белые, белые гроба
Поставлены рядом…

Закладки говорят о том (легко догадаться), что Ия время от времени перечитывала эти стихи. Между тем голубка без малейшей боязни, даже по-хозяйски бродила по двору. За делами я забывал про птицу, и когда неожиданно взгляд натыкался на нее, заставляя вздрогнуть в настоящем испуге, из подкорки наружу вырывалось жуткое видение — столб голубиных перьев над асфальтом. Я вымаливал случай, чтобы она улетела. Но она не улетала, даже наоборот, казалось, что она своими неторопливыми перемещениями занимает все больше и больше места. И однажды я обнаружил ее почти в избе, сидящей на створке окна. Вроде бы можно было попытаться прогнать ее, но что-то останавливало меня. Мнилась какая-то возможная месть от нее. Улетела она, исчезла за день до нашего отъезда. Как скомандовала: «Пора!».

Я не помню, почему мы решили уезжать из Дорофеева вдвоем, оставив (пока!) Сережку с Машей в деревне. В нынешнем июле и наступающем августе подобные решения (и многие другие) принимались не исходя из логики житейских событий, а по смутным велениям душевного состояния — моего и Ии. Этот путь мы проходили с ней вместе и поэтому внимательно и осторожно прислушивались к сигналам, поступающим к нам извне. Мы не обсуждали, как быть с Сережей на это время. Все сложилось как-то само собой. Предрешая возможный нелегкий разговор с ним в близком будущем, я перед отъездом спросил его: «Сережа, а почему ты не спрашиваешь, где папа?» — «А где папа?» — «Он умер». — «Да? — нет волнения ни в голосе, ни в глазах. — Ну, я свечку поставлю». У него традиция: каждую субботу посещает церковь и ставит множество свечек за всех родных и знакомых. Воспринимается им это действо как маленький праздник, красивый спектакль. Потом мне объяснили, что у «них» отсутствует понятие «смерть». Наверное, это незнание спасительно, наверное, так. Но вскоре прояснилось для меня, что у «них» об этом есть свое, не ясное нам понимание — другое.

Фото из личного архива

В Москве постепенным образом соорудился «уголок Ии». Уголок памяти. Основу его составляет старинный граммофон с огромной трубой латунного металла, с огромным же раструбом и с маленьким фарфоровым медальоном на корпусе, обозначающим автора этой красоты: «Робертъ Кенцъ». Как-то не основательно и толком не продуманно (пока, на время) на диск встала и прислонилась к раструбу большая цветная фотография Ии. Рядом — маленькая иконка и лампадка, которую я изредка зажигаю. Так это и существует по сей день, вот уже шесть лет. Сергей, проходя рядом, иногда останавливается, мелко крестится и, очень конкретно обращаясь к Ие, произносит: «Спи спокойно, дорогая мамочка».

…Когда шесть лет назад мы с Сергеем выезжали из дорофеевского лета (или уже осени), он вдруг наклонился ко мне через спинку сиденья и почти в ухо тихо спросил: «А она где лежит?» — «Кто?» — «Мамочка». — «На Новодевичьем». — «Мы к ней пойдем?» — «Пойдем». Нет, что-то «они» знают про «смерть».

В день нашего с Ией отъезда из Дорофеева жители деревни (те самые «дачники») решили всем коллективом взяться за ремонт дороги, размытой очередными дождями. Когда мы подъехали к ним, они как по команде воткнули лопаты в землю и медленно ползущую на подъеме машину бесконечно долго провожали грустными глазами. Маша плакала. Ия сквозь оконное стекло помахала им на прощанье рукой. В ответ — невнятный жест дорофеевцев. Тягостность момента придавила, приморозила эмоции: все знали — Ия уезжает НАВСЕГДА.
Ɔ.

Анатолий Исаакович Васильев

Анатолий Исаакович Васильев. Родился 26 сентября 1939 года в Москве. Советский и российский актер театра и кино, режиссер, композитор. Заслуженный артист РФ (1999). Бывший муж актрис Марины Нееловой и Ии Саввиной.

Анатолий Васильев родился 26 сентября 1939 года в Москве.

После школы трудился рабочим сцены в Московском театре драмы и комедии.

Далее проходил срочную службу в армии, демобилизовался в 1961-м.

В 1966 году окончил актёрский факультет Московского театрального училища им. Щукина, курс А. И. Борисова.

Будучи студентом, в 1962 году, вместе с однокурсником Борисом Хмельницким написал музыку для студенческого спектакля «Добрый человек из Сезуана» по пьесе Брехта. С этого спектакля через два года началась «Таганка» Юрия Любимова.

С 1964 года – в труппе Театра на Таганке. В том году Юрий Любимов возглавил театр и пригласил Васильева (в то время студента 3-го курса). Дебютировал на сцене Театра на Таганке в роли Янг Суна в постановке «Добрый человек из Сезуана». Вместе с Хмельницким они написали музыку к спектаклям «Жизнь Галилея» и «Антимиры». Позже у них уже появился соавтор – Владимир Высоцкий, который впоследствии стал главным автором музыки к спектаклям Театра на Таганке.

В 1970 году окончил отделение режиссёров телевидения Высших курсов сценаристов и режиссёров, мастерская Л. Трауберга. Далее, продолжая служить в Театре на Таганке, был также режиссёром-постановщиком творческого объединения «Экран».

В первой половине 1970-х годов снимался в кино. Сыграл в лентах «Петерс», «Сломанная подкова», «Морские ворота» и др.

Анатолий Васильев в фильме “Морские ворота”

Работы Анатолия Васильева в Театре на Таганке:

• «Добрый человек из Сезуана» Б. Брехта. Постановка Юрия Любимова – Янг Сун;
• «Десять дней, которые потрясли мир» по Д. Риду. Постановка Ю. Любимова – от театра, Цыган, красногвардеец, Солдат революции;
• «Антимиры» А. Вознесенского. Постановка Ю. Любимова;
• «Послушайте!» по стихам В. Маяковского. Постановка Ю. Любимова;
• «Пугачёв» С. Есенина. Постановка Ю. Любимова – Зарубин;
• «Под кожей статуи свободы» Е. Евтушенко. Постановка Ю. Любимова – Гитарист, Студент;
• «Пристегните ремни» Г. Бакланова и Ю. Любимова. Постановка Ю. Любимова – Старшина Пономарёв, Игорь;
• «Мастер и Маргарита» М. Булгакова (реж. Ю. Любимов) – Поплавский, дядя Берлиоза;
• «Дом на набережной» по роману Ю. Трифонова. Постановка Ю. Любимова – Ширейко;
• «Владимир Высоцкий» (постановка Ю. Любимова);
• «Шарашка», по мотивам романа А. Солженицына «В круге первом». Постановка Ю. Любимова – Каган;
• «Замок» по роману Ф. Кафки (постановка Ю. Любимова) – Хозяин;
• «Нет лет», Е. Евтушенко (реж. В. Смехов) – «Ветераны»;
• «Евгений Онегин», А.С. Пушкин (реж. Ю. Любимов);
• «Антигона», Софокл (реж. Ю.Любимов);
• «Братья Карамазовы (Скотопригоньевск)» – Зосима, Доктор Судейкин;
• «Гроза двенадцатого года. Имени Твоему» (Из записок Даниловского) – Отец Сергий, протоиерей в 1854 году;
• «Кориолан», У. Шекспир (реж. А.Потапова) – Менений Агриппа;
• «Подросток» – Стебельков, Тушар;
• «Сказки» (реж. Ю.Любимов) – Святочный дух прошлых лет;
• «Театральный роман» – Иван Васильевич-Александр III, Стриж);
• «Фауст», И. Гете (реж. Ю. Любимов) – Император.

Как режиссер снял фильмы «Город с утра до полуночи», «Фотографии на стене», «Плывут моржи», «И вся любовь».

Личная жизнь Анатолия Исааковича Васильева:

Первая жена – Марина Мстиславовна Неёлова, советская и российская актриса театра и кино, Народная артистка РСФСР.

Познакомились, когда Анатолий Васильев снимал свой дипломный фильм «Цвет белого снега». Как он пояснял, на съемки отправился в Ленинград, чтобы от начальства подальше. Искал главную героиню – в сценарии это была странная девочка. И совершенно случайно нашел Марину – ему далее ее фото из актерского отдела «Ленфильма». Васильев вспоминал: “Пробы с Мариной бесчисленное количество раз показывали худсовету. Ее никак не утверждали. Спасибо Марлену Мартыновичу Хуциеву, который бросился яростно ее защищать: «Вы что, обалдели? Это же – Анни Жирардо!» Тут начальство руки и сложило. Так Марина снялась в моем дипломном фильме”. В ходе съемок между ними начались отношения.

Поженились в 1970 году, свадьбу играли в ресторане «Арагви». Марина перебралась к нему в Москву. Вместе прожили восемь лет. В 1978 году развелись.

Анатолий Васильев и Марина Неелова

Вторая жена – Ия Сергеевна Саввина (1936-2011), советская и российская актриса театра и кино, Народная артистка СССР.

Познакомились в 1979 году во время отдыха на Соловках. Тогда же между ними начались отношения. До этого Саввина была замужем за ученым и актером Всеволодом Шестаковым, имела сына Сергея, который родился с синдромом Дауна.

Анатолий Васильев подружился с сыном Саввиной, заменил ему отца, позже был его опекуном. Сергей получил высшее образование, стал художником.

Анатолий Васильев и Ия Саввина

Анатолий Васильев и Ия Саввина прожили в гражданском браке более 30 лет. Официально поженились за 10 дней до смерти Саввиной. За три года до смерти у нее обнаружили меланому – злокачественную родинку, которую вскоре удалили. Однако последствия давали о себе знать, в мае 2011-го актрису госпитализировали с острым нарушением мозгового кровообращения, а в июле того же года она попала в ДТП. Скончалась 27 августа на руках Анатолия Васильева. Для него это было сильнейшим ударом.

Анатолий Васильев на похоронах Ии Саввиной

Фильмография Анатолия Исааковича Васильева:

1970 – Монолог (короткометражный) – пассажир такси / соперник на фехтовальном поединке
1972 – Петерс (Peterss) – Александр Абрамович Веленко, казначей савинковского союза
1973 – Сломанная подкова – Ян, силач, тугоухий слуга Гримма
1974 – Морские ворота – Игорь, рыбак, исполнитель песен
1987 – Десять дней, которые потрясли мир (фильм-спектакль)
2002 – Шарашка (фильм-спектакль) – Каган
2007 – Театральный роман (фильм-спектакль) – Стриж
2008 – Борис Хмельницкий. Страсти по Борису. (документальный)
2009 – Сказки (фильм-спектакль) – Святочный дух прошлых лет
2010 – Добрый человек из Сезуана (фильм-спектакль) – музыкант
2011 – Ия Саввина. Гремучая смесь с колокольчиком (документальный)

Режиссерские работы Анатолия Исааковича Васильева:

1970 – Цвет белого снега (короткометражный)
1976 – Город с утра до полуночи
1978 – Фотографии на стене
1980 – Плывут моржи
1989 – И вся любовь

Работы Анатолия Исааковича Васильева как композитора:

2010 – Добрый человек из Сезуана (фильм-спектакль)