Анастасия урнова биография телеведущая
Впервые за всю кампанию, наверное. выражу сочувствие Касамаре. Пост дочери жены Урнова это просто какой-то феерический стыд, буквально залезть в постель к отчиму и привязать к этому политику с выборами.
В принципе я писал про эти отношения, ибо они не являются секретом, ничего нового тут нет. Но вот эти обиды, что папик живет на две семьи, читаются лучше предвыборной программы Касамары. Правда, она прямо может это по округу распространять… Все равно больше нечего. Образ роковой женщины и все дела…
А дочери жены Урнова надо бы все-таки как-то собой заниматься… Может отчим ей тоже поможет стать депутатом, если хорошо вести себя будет.
Анна Чедия Сандермоен
15 ч.
В любой нормальной стране люди с такой биографией даже и не мечтали бы о том, чтобы идти в политику. По той простой причине, что журналисты с нормальными человеческими ценностями тут же раскопали бы это, рассказали об этом нормальным людям с нормальными ценностями, и люди бы вышли на улицы протестовать против таких людей во власти.
Но только не в России. В России такое норма.
Марк Урнов, который стал моим отчимом в мои 15 лет, много лет был адептом тоталитарной секты В.Д. Столбуна, возглавлял его академическое ядро и занимался там исследованиями.
Из википедии: В 1983—1986 — старший научный сотрудник (социология) Ленинградского института информатизации и автоматизации АН СССР.
За этими красивыми словами в его биографии стоит разработка медицинских и психологических экспериментов над живыми детьми. Я в этой секте провела 6 лет, будучи ребёнком.
Собственно вся дальнейшая карьера Марка Урнова постоянно перекликается с этим мракобесным стартом.
Его родной старший брат, Андрей Урнов, член ЦК Компартии еще в СССР. Там все завязано, как вы понимаете.
Потом Марк (удивительно, правда?) пошел во власть, тоже в аналитические разработки.
Из википедии: В 1994—1996 — руководитель Аналитического управления Президента Российской Федерации .
У него были все кремлевские ништяки. Черная волга с занавесочками и посменными приставленными к нему лично водителями, госдача и тому подобное.
Потом он завел себе молодую любовницу. (Логично, верно?) Валерию Касамару. Я знаю ее очень давно. Мы с ней вместе учились в МГУ, она меня младше. Первая дочка у неё родилась, ещё когда мы были студентами.
Все это происходило на моих глазах, и я не знала, как это объяснить моей маме.
Валерия родила от Марка двоих детей.
Никто этого не стесняется. Она публикует фото их детей в своих соцсетях. Пишет их отчество. Хвастается их совместными путешествиями по Европе. Все родственники моего отчима с удовольствием лайкают ее фотографии и пишут сладкие комментарии.
Мой отчим при этом не разводится с моей мамой, он живет сразу на два дома. Когда ему нужно работать или он болен и ему нужен уход, он живет с моей мамой. Когда у него все хорошо, он живет у Леры.
И я все ждала, когда же он пропихнет ее и во власть. Он сделал ее какой-то шишкой в Высшей школе экономики, ладно. Но теперь она и во власти.
Говорит она его словами, я знаю их наизусть. Он ей нашептывает абсолютно все.
Сейчас Валерия Касамара — депутат в Мосгордуму.
Такие “милые” персонажи.
Новости
—
11 декабря 2018
Всего за шесть лет Анна Урнова успела поработать в команде двух вице-мэров Москвы и в департаменте Сергея Капкова, сделав успешную карьеру чиновницы, бросить ее и начать все сначала, возглавив в 29 лет офис крупной международной компании в Нью-Йорке.
«Здравствуйте! Меня зовут Ольга Юрьевна Голодец, я вице-мэр Москвы, и мне вас рекомендовали», — с этого звонка для 23-летней Анны Урновой в 2012 году началась карьера чиновницы в московском правительстве. Хотя это совсем не входило в ее планы: окончив факультет права Высшей школы экономики, Урнова устроилась на работу в Ernst&Young, потом перешла в другую международную корпорацию и уже думала о магистратуре за рубежом.
«В институте нас учили строить десятилетний план карьеры: надо просидеть три года в компании из большой четверки, перейти в Clifford Chance, год поработать за рубежом, получить магистерскую степень, в общем, в госструктурах я работать никогда не мечтала», — рассказывает Урнова.
ОБРАЗОВАНИЕ
ВШЭ, факультет права
Джорджтаунский университет, магистратура «культура,коммуникации и технологии»
Кем была
Ernst&Young
Eaton
Правительство Москвы
Кем стала
СEО Нью-Йоркского офиса международной телекоммуникационной компании
Голодец ее рекомендовал друг Анны, бизнесмен, знакомый с вице-мэром еще по работе в «Норникеле». «Я пришла на собеседование, видно было, что Голодец — очень жесткая женщина, но хочет что-то менять», — рассказывает Урнова.
«Я честно призналась, что работать чиновницей не хочу, всю эту бюрократию не понимаю»
Но друзья твердили: не будь дурой, такие предложения на дороге не валяются. В конце концов, когда Урновой пообещали карт-бланш и сохранение зарплаты, она согласилась попробовать, став сначала ведущим специалистом, а потом — советницей вице-мэра.
«Моей работой стало затыкание дыр: видишь, что плохо, — за это и хватаешься», — рассказывает Урнова. Вместе с основательницей Винзавода Софьей Троценко она занялась модернизацией дополнительного образования — музыкальных и художественных школ. Когда дело дошло до детских выступлений, выяснилось, что нет четких правил их организации: «Если у вас концерт на 10 человек, должна ли дежурить скорая помощь? А если на 50? А когда пора ставить металлоискатель?» Пришлось разработать правила проведения массовых мероприятий, которые до сих пор используют везде: от крупных концертов до митингов.
Сложнее всего в работе чиновника было добиться системного решения каждой проблемы: «Можно увидеть бумажку на ковре и замести ее под диван — вроде как потом уберу. А можно поднять и выкинуть». Анна считает, что большинство в России — что во власти, что в бизнесе — выбирает первый вариант: «Люди боятся выпасть из обоймы, ведь если без тебя все работает, нафига ты нужен».
После того как в 2012 году Голодец ушла в федеральное правительство, новым начальником Урновой стал Леонид Печатников.
«Харизматичный, умный, эрудированный, я на него смотрела снизу вверх. Но, если он был не прав, я могла об этом сказать, пятьдесят раз извинившись»
Урнова вспоминает: один известный режиссер очень хотел поставить в Москве памятник, быстро прошел все круги согласования и на стол к Печатникову лег «дикий совершенно макет», который тот из уважения к режиссеру быстро утвердил. «Я пришла к Печатникову, трясусь, говорю: можете меня прямо сейчас уволить, но я выйду на то место, где эта достопримечательность будет стоять, с плакатом «Здесь будет установлено говно». В итоге ей удалось убедить и Печатникова, и режиссера, что макет памятника стоит переделать.
Что больше всего не нравилось. «На госслужбе есть протокол. Для меня самое дебильное в нем — рассадка: у каждого на совещании должно быть место, на котором он должен сидеть. При этом многие из тех, кто реально работает над проектом, сидят не за столом с начальством, а по стеночке, и в такой конфигурации у них просто нет возможности что-то сказать».
На работу к выходцу из команды Романа Абрамовича — главе департамента культуры Москвы Сергею Капкову Анна попала случайно. В парке Северное Тушино стояла настоящая подлодка. Ее сняли с военного учета и сделали музеем, но про нее мало кто знал, к тому же лодка ужасно коротила и с документами был полный кошмар.
На одном из этапов бесчисленных согласований перезапуска этого проекта она столкнулась с Капковым. В 2012 году Урнова стала главой его аппарата. «Пешеходные зоны, парки, указатели на английском, понятные сервисы, — перечисляет она всем известные достижения «капковской» Москвы. — Нам все это правда казалось важным».
«Мне было важно открыть новый музей истории ГУЛАГа. Раньше он сидел в крошечной арочке в Столешниковом переулке, и туда никто не ходил. В учебниках истории об этой теме — три страницы, учителя не умеют об этом рассказывать. Мне было очень важно помочь его открыть, привести деньги. «Русская платина» дала средства на граффити Шаламова, теперь его видно с верхних этажей школы напротив, где сидят старшие классы. А еще мы переназвали остановку трамвая — и теперь она работает как бесплатная реклама музея 365 дней в год, в 25 трамваях ежедневно».
После отставки Капкова в 2015 году в городе продолжили тиражировать старые проекты — вместо того чтобы придумывать новые.
«Как только музыка становится популярной, ее начинают крутить на рынке. То же самое произошло и с «капковскими» начинаниями: если что-то срабатывало, это начинали повторять везде – «масштабировать»
«Пешеходная улица в центре всем понравилась? Отлично! Сделаем такие же в спальных районах вместо дорог, — вспоминает Урнова. — Или вот ярмарки. Все начиналось с концертов уличных театров, их отбирали месяцами». А потом ярмарки решили устраивать круглый год: «У Большого театра — вертеп. Напротив ЦУМа — фестиваль морепродуктов, прямо у входа лежит русалка, которую заглатывает гигантская рыба». Урнова поняла, что пришло время искать новые возможности.
Уезжать было очень страшно, рассказывает Анна: «Легко все бросить, когда тебя все достало, но у меня все было хорошо».
«Когда в правительстве к тебе обращаются Анна Васильевна, думаешь: ой, это же я — Анна Васильевна»
Семья Урновой всегда много путешествовала — отец, у которого был свой бизнес в сфере образования, уехал в Израиль, дядя — в Америку, дед — советский дипломат Андрей Урнов — часто звонит ей по скайпу: «Аня, а ты знаешь это слово? И называет какой-то особый вид вожделения на английском. Я говорю: «Дедушка, это слово Шекспир использовал, так уже не говорят». А он: «Вот, Аня, не знаешь ты английский!»
В 2016 году Урнова начала учиться в Джорджтаунском университете в Вашингтоне. «В США я начала считать каждую копейку. Часто шла три километра пешком, чтобы не платить $1,5 за автобус. Раз я эти полтора доллара сегодня не заработаю, значит, это лишние издержки».
Сложнее всего, «когда едешь учиться взрослым и сам платишь за обучение, понимать, зачем оно тебе — чтобы не заплатить за золотой унитаз без ручки», говорит Урнова. В Джорджтауне она училась на программе «культура, коммуникации и технологии», ее интересовала монетизация культуры: какой вклад креативная экономика может привнести в ВВП. «Но главное — там нас учили быть междисциплинарными. Занимаясь маркетингом, надо понимать в кодинге. Надо уметь быть и рисерчером, и бизнесменом. Обучить этому всему, конечно, нельзя, но они пытаются. Не будешь междисциплинарным — не сможешь конкурировать на рынке».
После окончания магистратуры Урнова решила остаться поработать в США — учебная виза F1 позволяет устраиваться на практику. «Надо начать с нуля: выйти хоть на какую-то работу, чтобы обеспечить минимальный доход, а дальше искать что-то интересное», — решила она.
«Сначала я поставила себе цель — отправлять не менее 30 резюме в день, иногда выходило меньше. Занималась я этим около пяти месяцев — в США рынок перенасыщен вакансиями, работы очень много. Но бывало, что мне не отвечали неделями, а иногда в неделю приходило по 3–4 ответа — это был праздник. В общей сложности я сходила на 25 собеседований в разных городах, но договориться не получалось: многих отпугивал мой визовый статус. Дело было не в том, что я русская, хотя пару компаний это смутило. Просто работодатель понимает, что виза у меня на год, а дальше неизвестность. Не все готовы поверить, что твои таланты перевешивают визовые риски».
«Я считаю, что даже если собеседование поганое — тебе не интересны ни деньги, ни должность — все равно надо идти. Это тренировка: учишься задавать вопросы о зарплате, о социальных льготах, питчить свою историю. Среди моих 25 интервью были и разговоры по скайпу, и по телефону, когда собеседование проводили разные сотрудники по очереди, и в одностороннем режиме — когда ты отвечаешь на вопросы, камера записывает, а интервьюер смотрит постфактум».
«В интервью с моей нынешней компанией были сложные вопросы. Например, про увольнение людей — человеку без авторитета сложно это делать. У меня был такой опыт, и я ответила, что как менеджер я сделаю все, чтобы создать максимально комфортные условия для сотрудников, но я должна быть на стороне компании. Как только сотрудник преступит ее интересы, нам придется поговорить».
Веерная рассылка резюме ничего не дала: Анну пригласил на работу только «какой-то еврейский центр», и долго она не продержалась — «было скучно и бессмысленно». «Тогда мне казалось, что я ничего не стою. Мысль была одна: “я говно”, — вспоминает Урнова. — Английский — не мой родной язык, местные лучше знают рынок». Из России продолжали поступать предложения — Урнову звали и в госструктуры, и в банки, но возвращаться было неинтересно. «Нью-Йорк — это место, где конкурируют лучшие из лучших. Если у тебя получится быть в рынке, а тем более — лучше рынка тут, ты сможешь вообще все», — объясняет она.
Рассылку резюме Урнова в итоге решила сменить на нетворкинг, каждый день назначая встречи с разными людьми. «Хочешь найти работу в новой сфере — промотай 20 последних контактов в телефоне, они и так тебя знают, — советует Анна. — Встречайся с дальними знакомыми, знакомыми знакомых, иначе застрянешь в узком круге».
«Университет — стартовая площадка для нетворкинга. Во-первых, большинство профессоров — практикующие бизнесмены. Во-вторых, вуз дает доступ к бывшим студентам — во многом поэтому все так рвутся в Гарвард, Беркли, Йель. Во многих вузах, у меня в том числе, есть специальная онлайн-платформа, где можно найти выпускников. Точно так же можно искать выпускников своего вуза в LinkedIn — я этим активно занималась».
«Сейчас в США популярна женская тема — Women’s empowerment, и я часто писала именно женщинам. Питч был примерно такой: «Привет, мы обе учились в Джорджтауне, ты сейчас возглавляешь направление в такой-то корпорации, а мне так интересно, как ты этого добилась? Как к тебе там относятся?» Дальше просила найти 10–15 минут на кофе — 99% людей соглашались, а уже в разговоре вскользь упоминала, что ищу работу. Ни в коем случае нельзя «заходить» с того, что тебе нужна работа, — это отталкивает. А вот ответить отказом на просьбу рассказать о себе сложно. Это всем приятно».
«Хитрый вариант нетворкинга: приходишь в компанию и говоришь, что делаешь университетское исследование по их направлению (неважно, правда это или нет). В США к такому относятся с энтузиазмом: тебе дадут несколько спикеров, например, начальника отдела и пару-тройку специалистов. Потом это исследование надо действительно написать и поделиться им с компанией — они к этому времени привыкнут, что ты рядом, и будут польщены, что с ними бесплатно поделились результатом работы. Я сама проделала все это для федерации футбола США, и мне даже предложили контракт. Правда, потом США не вышли на Кубок мира, и все сошло на нет».
«Говорят, что лучшее место для нетворкинга в США — клубы для игры во фрисби: там можно встретить кого угодно, вплоть до СЕО крупных компаний. Игра не напряжная, остается время для разговоров. Для меня фрисби — это слишком скучно, но я с той же целью играла в волейбол и занималась каякингом»
«Специальные мероприятия для нетворкинга я ненавижу — они кажутся неестественными: все понимают, зачем туда пришли, и разговоры выходят вымученными. Но я знаю людей, для которых это работает».
Из трех полученных в итоге Анной офферов два были связаны с криптовалютами, а один — с IP-телефонией. «Все три оффера я получила по знакомству, — говорит Урнова. — У меня никогда не было прямо хорошей работы, которую я бы нашла по резюме». По рекомендации ее преподавателя из Джорджтауна Урновой предложили возглавить нью-йоркский офис международной компании, которая занимается IP-телефонией.
Компания на рынке уже 10 лет, у нее есть офисы в Европе и Азии, но офис в США существует меньше года. До недавних пор это было крошечное представительство, больше напоминавшее склад. «Мы с ребятами фаундерами созвонились, я рассказала, что умею строить проекты и структуры под ключ, знаю все законы, но на практике в США бизнес никогда не делала. Они ответили: раз ты говоришь, что не готова, значит, ты готова», — смеется Урнова.
«Как руководитель аппарата Капкова я много занималась бэк-офисом: документооборотом, отчетностью, графиками реализации проектов, — рассказывает Урнова. — Это неприятная, не «гламурная» работа, как говорят в США, но ее надо делать, чтобы идеи не оставались только на бумаге. Творческих людей много, а такую работу делать хотят единицы, но без нее ничего не получится. Этот опыт мне очень пригодился, как и умение мгновенно подстраиваться под новые вводные данные».
Сейчас в подчинении у Анны 12 человек, а она сама вот уже полгода читает книги только по IP-телефонии. «Офис в Нью-Йорке — это по сути шоурум, который еще и отвечает за продажи в Северной и Южной Америке. Плюс, пока у нас день, мы обеспечиваем техподдержку на весь мир, а потом переводим все запросы на Австралию, дальше они уходят в Европу и в конце — на Филиппины». Глобальная задача — через несколько лет помочь подвести эту компанию к IPO, к сделке привязан контракт Анны (по его условиям, ей не разрешено разглашать название фирмы и выступать от ее имени в СМИ).
«Мои сотрудники не знают, что я русская, у меня нет акцента, и я никогда не говорю по-русски в офисе. Фаундеры в курсе, но подчиненные — другая история. Я не хочу, чтобы русский язык был навыком, который я «продаю», я думаю о более глобальных талантах, которые можно применить везде — хоть в США, хоть в Австралии»
«Очень страшно было в университете остаться без дохода. Я сама много лет зарабатывала, а тут ты резко остаешься без зарплаты. У тебя есть сбережения какие-то, работа на кампусе. Но я не зарабатывала. А когда не зарабатываешь, начинаешь считать каждую копейку».
«В общей сложности мой переезд в США обошелся в $200 тыс. за два года. Большая часть этой суммы — оплата магистратуры. На нее я взяла образовательный кредит — у меня, как у любого иностранца, процент на 6–7 п.п. выше, чем у американца, — около 12%. Плюс у меня не было поручителя и статуса резидента. Я сама себе установила лимит на ежедневные траты — $20. Это мало, учитывая, что Вашингтон — очень дорогой город, кофе стоит около $5».
«После окончания магистратуры у меня все еще не было работы, московские сбережения и присутствие духа таяли. Меня очень выручили друзья: они позволили пожить у них дома под Вашингтоном три месяца и часто не брали денег за еду, не то что за жилье. Мне кажется, такая поддержка присутствует во многих историях успеха».
«Если откроется новое окно возможностей, можно будет вернуться в Россию», — рассуждает Урнова. Но, если ждать этого придется слишком долго, она снова готова попробовать себя в чем-то новом. «Никто не обещает, что, когда ты начнешь с чистого листа, у тебя все будет получаться. Но у Цукерберга Facebook тоже не сразу вышел, так ведь?»
Анастасия Стогней