Саят исембаев биография личная жизнь

– Зрители очень редко стали видеть вас в казахстанских фильмах, а вы, оказывается, переключились на монгольские. На днях в прокат вышел экшн “Хранители”, где вы сыграли сразу две роли да еще и стали в нем сопродюсером.

– Насчет того что я сопродюсер картины – это, наверное, громко сказано. Просто создатели фильма сделали упор на меня, воспользовались моим именем, потому что я помог монгольским продюсерам и режиссерам попасть на казахстанский кинорынок и показать этот фильм у нас. Но я действительно играю там сразу две роли: в исторической части хранителя Орхуна, а в современной – его потомка Тимура. Но с монгольскими кинематографистами я был знаком еще со времен первой части “Рэкетира”, приглашали нас туда и после выхода второй.

– Правда, что во время съемок в Монголии вам прострелили ногу?

– Мне там повредили обе ноги… Вообще, перед съемками в любом проекте я ставлю два условия: чтобы не было любовных и боевых сцен. После “Рэкетира” боюсь сцен с драками: это тяжело физически и, как правило, не обходится без травм, тебе и твоему сопернику часто прилично попадает. Вот и перед “Хранителями” меня заверили, что ни того ни другого не будет. Но когда я начал сниматься, у меня оказалось пять сцен с драками! И вот парень-каскадер после моего удара, вместо того чтобы сразу падать, вдруг делает что-то вроде фуэте – крутится вокруг себя, как Джеки ЧАН. В этот момент он очень больно бьет меня ногой по левой берцовой кости. Дубль один, дубль два, дубль три. Потом другой каскадер делает то же самое. У меня опухла нога, я не мог ходить.

А позже снимали сцену взрыва. И хотя я находился позади пиротехника, вдруг почувствовал, что моя правая нога будто бы отлетела. Опускаю глаза и вижу, что струей хлещет кровь. И вторую ногу мне прострелили в том же месте, ниже колена. Меня отвезли в больницу, и снимок показал, что в ноге застряла железка вроде пайетки. Разрезали, вытащили, зашили, но многие удивлялись, как такое могло случиться, если пиротехники устроили ненастоящий взрыв.

– Почему Саят Исембаев отказывается от сцен с драками – понятно. Но почему актер, который не раз входил в список самых сексуальных мужчин страны, отказывается от любовных сцен?

– Считаю, что мы не умеем снимать такие сцены. Поэтому все как-то коряво, а потому смешно. Ну или бывает, что переходят допустимую грань, поэтому тоже некрасиво получается. В общем, любовные сцены, где надо лежать в постели, для меня некомфорт­ны. А постоять и поцеловаться могу без проблем. Считаю, что иногда в красивом поцелуе в кино можно выразить гораздо больше чувств.

– Вы сказали, что в “Хранителей” вас позвали благодаря Саяну – главному герою фильма “Рэкетир”. Неужели и в Монголии он был таким популярным?

– Оказалось, что так. И в Монголии нас встречали просто на высшем уровне: это был кортеж из шикарных автомобилей с сопровождением. А когда я просто ходил по городу, то люди подходили с просьбой сфотографироваться. В Европе меня тоже узнают граждане бывших советских республик.

Это приятно, но иногда популярность кажется мне большим минусом в жизни. Например, если я отдыхаю с семьей или друзьями и хочу побыть только с ними, если иду в какие-то места с дочкой и мне приходится ее оставлять, хотя я обещал, что буду только с ней. А еще у меня, как у любого человека, может быть скверное настроение от того, что в доме не ладится или по работе проблемы… Конечно, я очень благодарен людям за их любовь, уважение, и мне сейчас бывает очень стыдно за то, что порой я обижал своих поклонников. Я часто думаю об этом и вот теперь через вашу газету хочу попросить прощения у всех, кого обидел, кому грубо ответил и кому отказал – не сфотографировался!

– А еще вы постоянно отказываете журналистам в интервью. Почему?

– После “Рэкетира” я дал несколько интервью, и мне казалось, что больше нечего рассказывать.

– С тех пор прошло 12 лет, и всем интересно, как сейчас живет любимый актер из культового “Рэкетира”?

– Корчить из себя звезду я не буду. Тот, кто следит за моим творчеством, знает, что у меня сейчас нет хороших, серьезных проектов. Это не значит, что я прошу только главные роли. Просто в нашем кино такая ситуация: предлагают такое, что даже связываться не­охота, а выступать лишь в роли фейса, который все узнают и с помощью которого кто-то хочет поднять тонус своего фильма, я отказываюсь. Поэтому иду по жизни совершенно другой, далекой от творчества дорогой. Мой бизнес связан со строительством, и на данный момент могу лишь сказать, что наша компания строит для себя 18-этажный бизнес-центр.

– Расскажите о супруге и детях. Почему вы никогда не показываете их в Инстаграме?

– Потому что они у меня единственные, и я оберегаю их. Моя супруга – артистка, бывшая балерина, училась в Москве, хотя родом из Алматы. Сейчас она сидит дома, смотрит за порядком и, конечно, за детьми и за мной, делает все, чтобы в доме были уют, радость и счастье. Сыну 17 лет, он спорт­смен у нас, а дочке скоро шесть будет, она творческая натура. Все вроде бы нормально, но с годами чувствую, как в семье не хватает моих родителей, которые ушли из жизни очень рано.

Десять лет назад не стало мамы, а ровно через год с разницей в два-три дня умер папа. Так тоскливо и больно становится, когда сидим с друзьями и вдруг кто-то говорит: “Надо детей к аташке с апашкой отвезти!” Ведь наши родители учат внуков только лучшему в этой жизни, дают им почувствовать самую настоящую любовь. А мои дети лишены этого, и мне тоже очень не хватает родителей… Мама болела сильно, лечение не помогло, потому что у нее обнаружили онкологию уже на поздней стадии. Папа после ее ухода сильно переживал, скучал и хотя прятался от нас, мы видели его слезы. Сердце его не выдержало утраты, остановилось.

– Расскажите, как выпускник легендарной Селезневки стал брутальным актером?

– Я поступил в Алматинское хореографическое училище неожиданно для себя: к нам в Каскелен приехала специальная комиссия и выбрала из учеников местных школ всего троих. Мне тогда было девять лет, и меня заманили рассказами о том, как прекрасно будет жить в интернате в Алматы: “Будете ходить в цирк и парк!” Но сама профессия артиста балета мне никогда не нравилась, и я всегда чувствовал, что не буду этим заниматься. Помню, после первого курса уговаривал маму забрать меня, а она в ответ: “Документы не отдают – не отпускают тебя”. Способности у меня были, и пахал я до пота и крови, но часто протестовал, даже во время госэкзамена бросал станок и уходил. Потом, правда, понимал, что так нельзя себя вести, и возвращался. Я не раз наплевательски подходил к своим занятиям, но меня в училище прощали, потому что был способный и часто выступал на различных конкурсах и фестивалях.

Когда же учеба закончилась, я сразу стал заниматься бизнесом с ребятами из Южной Кореи, которые открывали у нас в Алматы популярные ночные клубы. Денег зарабатывали кучу! Еще я был уличным валютчиком возле “Детского мира”, когда официальных обменников и в помине не было, занимался и другими делами, о которых даже не хочу говорить. Это же были девяностые годы, и надо было как-то выживать!

– Значит, “Рэкетир” – это действительно была судьба?

– Но все-таки первая моя роль была в фильме “Десант” еще в 2000 году! В ночном клубе, который мы открыли с южнокорейскими бизнесменами, появились режиссеры с нашей киностудии и уговорили меня пройти пробы. Тогда я даже не знал, что такое кино, и не особо хотел сниматься.

– 10 лет назад страну потрясла история с ДТП, в которое вы попали якобы в нетрезвом виде, а потом сбежали с места происшествия. Почему вы никогда не комментировали это?

– Расскажу вам об этом без проблем. Это действительно произошло практически сразу после выхода “Рэкетира”, а потому интерес ко мне был огромный. Я ехал в машине с братишкой жены, меня занесло на подтаявшем снегу, и я въехал в задний бампер машины, которая стояла впереди. Можно сказать, что аварии как таковой и не было – лишь треснул бампер.

Но когда я вышел из машины и стал разговаривать, признавая свою вину и предлагая на ремонт 300 долларов, то понял, что меня узнали и хотят раскрутить на деньги. Была названа сумма в долларах с тремя нулями, которую я платить отказался, предупредив: “Если эти 300 долларов не возьмете, то я уезжаю!” Они брать отказались… Потом я сам пришел в полицию и все объяснил, а мой юрист, как положено, оформил документы, и мы оплатили ущерб по закону. Кто-то посчитает, что я рассказываю это все со своей колокольни, но нет – я прекрасно осознаю свою вину. А еще думаю, что каждый водитель может меня понять, а также подсчитать: в те времена за 300 долларов без проблем можно было купить новый бампер.

Вспоминая эту историю, впервые скажу, что навредила она мне очень сильно. До меня до сих пор доходит информация о том, как наши влиятельные режиссеры говорили тогда обо мне: “Ойбай! Он че, пьяный, что ли, был? Давайте вообще не будем его снимать!” Возможно, так и случилось…

Оксана ВАСИЛЕНКО, фото из архива Саята Исембаева, Алматы