Наталья белюшина муж
Продолжаем разговор о личном счастье в советском кино времён загнивания развитого социализма.
Сейчас, в кино современном (в большей степени — в сериалах), худо-бедно формируется «культура одиночества»; одинокий киногерой может жить красиво, интересно, деятельно и даже весело, хотя ему традиционно чего-то не хватает. Он при всяком удобном случае норовит поплакать в подушку или в бутылку. Чаще это, конечно, не он, а она, вскрикивающая в кругу понимающих подруг (таких же успешных бизнес-леди, дизайнеров, моделей), что хочется семьи, детей, да, я рожать хочу! — и рано или поздно появляется он, прикидывается сантехником, оказывается мильонщиком и говорит: люблю, женюсь, рожай.
В советском кино одиноким было хуже. Им предоставлялось общежитие, усугублявшее одиночество; см., соответственно, фильм «Одиноким предоставляется общежитие» — коллективное страдание, общие надежды, нервное веселье, внезапные истерики; совсем не та романтика, что в старых добрых «Веселых девчатах». Героиня Натальи Гундаревой успешно подыскивает подругам женихов и весь фильм с чувством выполненного долга наблюдает чужие свадьбы. Самый известный эпизод: Фрунзик Мкртчян со слезами на глазах сдает обратно любимую жену, потому что жена оказалась бракованная — она совершенно не умеет готовить. «Утром яичница, днём яичница, вечером яичница, ночью омлет». Гундарева называет его недобитым феодалом, однако обещает обучить бракованную супругу кулинарному искусству и вернуть в лучшем виде. Браки, которые устраивает главная героиня, для неглавных героинь — не только обретение семьи, но и способ наконец-то вырваться из женской общаги с ее душными буднями и праздниками; между тем сама главная героиня вырваться не надеется. И опять приходит любовь, откуда не ждали. Избранником оказывается новый комендант общежития, дерганый (но в душе нежный) тип с поврежденьем на лице. Интересный поворот. Выйдя замуж за коменданта общежития, ты вряд ли избавляешься от общежития. Это, стало быть, карма.
Одиночество на собственной жилплощади переживалось легче, но затягивалось на долгие годы. Не знаю, заметил ли кто-нибудь, что «Впервые замужем» Иосифа Хейфица и «Москва слезам не верит» Владимира Меньшова сделаны по одной схеме. Они и на экран вышли почти одновременно, и девизом обоих фильмов могло бы быть «в сорок лет жизнь только начинается». Только в тихом фильме Хейфица всё куда суровей. И потому правдивей.
У Хейфица поматросивший и бросивший беременную — даже с мамой не познакомил, уехал, не оставив адреса, не предложив денег на аборт. Вместо студенческой общаги — общага пролетарская, попротивней. В отличие от меньшовской матери-одиночки Кати, мать-одиночка Тоня (Евгения Глушенко) не получила высшего образования, не имела машины и любовника, не носила твидовых костюмов; на работе доросла только до должности лаборантки, мойщицы пробирок. Любимая дочь получилась эгоисткой, вышла замуж за идиота-неврастеника и выставила мать из дома. Из подруг юности осталась одна, хорошо устроившаяся в жизни снисходительная мадам (в замечательном исполнении Теличкиной). В трудную минуту подруга предложила несчастной Тоне поступить к ней в домработницы, затем отправила ее к шапочному знакомому, желающему жениться. Знакомый этот, живущий на деревенском отшибе хромой вдовец не самой казистой наружности, сначала Тоне не очень понравился, а потом очень понравился. Потому что его играл Николай Николаевич Волков, а озвучивал — чтобы добавить обаяния — Александр Демьяненко. Едучи в город в электричке (браки часто совершаются в электричках), два немолодых и битых жизнью человека решили быть вместе.
Было бы странно, достанься Тоне кандидат наук с квартирой в высотке, но и этот Ефим Емельяныч оказался необыкновенным подарком судьбы. Если бы Хейфиц следовал букве рассказа Павла Нилина, по которому был написан сценарий (Нилиным же), к образу Ефима Емельяныча добавилось бы рваное ухо, скрип и лязг протеза, костыль для передвижений без протеза, свалка рядом с его халупой, два отбытых тюремных срока и татуировка на груди «не жди удачи». И даже в рассказе Ефим Емельяныч был завидным женихом: «Женщины, несмотря ни на что, атакуют меня как я не знаю кто… » — и женщины были правы, несмотря ни на что.
Конечно, женщины были правы: любовь, семья — лучшая защита от советской скуки. Личные интересы, маленькие бастионы; можно установить свои порядки, немного покоя, немного воли. Если все-таки не везло и судьба подсовывала вместо мужа любовника, это было очень сомнительное удовольствие. Любовник — он как рак, который рыба на безрыбье. И который никогда не свистнет на горе. А отношения с ним — крабовые палочки вместо крабов и фальшивые елочные игрушки. Советская киноженщина хотела быть только женой, чтоб все по-настоящему.
Любовницы западного кино во все времена соблазняли состоятельных мужчин, катались на яхтах, кутались в меха, оставляли после себя парфюмерные шлейфы и следы помады, строили козни и редко стеснялись своего статуса. В советском кино подобных «профессиональных любовниц», понятно, почти не водилось, и вообще с роковыми, порочными, яркими, наглыми женщинами было чем дальше, тем жиже: их отправляли в детективы, в фильмы о делах минувших (см., например, на бандитских подружек из «Места встречи…») и в нелирические комедии, где соблазнительница была не человеком, а прекрасной пародией (Светлана Светличная в «Бриллиантовой руке»). Быть раскованной и решительной, качать права и не стыдиться себя такая дамочка могла только среди маргиналов. А перед лицом честных тружеников, членов профсоюза — «не виноватая я».
В семидесятые и восьмидесятые, когда коммунизм был уже не за горами, советские кинолюбовницы в фильмах о современности чувствовали себя несчастными и виноватыми. Они вели себя, как правило, очень корректно, пока не доходили до ручки. На материальную поддержку не претендовали. Да и не на что было претендовать, — разве что на скромные подарки к восьмому марта. Что еще возьмешь с этих бузыкиных? Любовницы сами стремились одаривать. «Ты почему не носишь мою курточку?» — жалобно спрашивала Неёлова в «Осеннем марафоне» (модная курточка — щедрый подарок — была разорвана и выброшена женой).
При всякой возможности любовницы играли в семейную жизнь, варили обеды и пришивали пуговицы, находя в этом утешение. Играть в семью было сподручней вдали от знакомого общества, отъехав подальше, уединившись с милым, — на курорте, на чужой даче, в деревне. Этим занимались в «Зимней вишне» и «Осени» («Осень» Андрея Смирнова отодвинули от зрителя — за эротику, которой по нынешним меркам там нет). А в «Зонтике для новобрачных», позднесоветском фильме Нахапетова, любовники на юге очень убедительно прикидывались перед окружающими парой нежных супругов. Эту хитрую парочку настигла кара за обман. После курорта, когда любовники разошлись по своим норкам, нагрянули к ним в гости новые знакомые, молодожены, считавшие их отношения образцовыми. Беднягам пришлось все бросить, вылезти из норок и срочно оборудовать потемкинскую деревню — семейное гнездо с фотографиями будто бы общих детей. Вся суета ради того, чтобы остаться идеалом для доверчивых юнцов, не подорвать их веру в возможность долгого счастливого брака. В роли обманщика снимался Баталов, между прочим.
Баталов часто играл благородных мужчин. А благородство советского киногероя заключалось в том, чтобы жертвовать собой; в личной жизни это значило — не бросать более или менее опостылевшую жену. Еще в пятидесятые, в фильме «Дорогой мой человек», его персонаж жил с такой стервой, с такой стервой, что стерва не выдержала тихого давления святой души и возопила: «Тебе не кажется, что нам пора развестись?»
В «Поздней встрече» семьдесят девятого года уже седой герой Баталова приезжает в Ленинград, и счастье само идет к нему в руки: молодая актриса, прекрасная собой, чуткая, нежная Наташа (большинство малореальных героинь зовут Наташами), с которой он проводит день и даже ночь. Вернувшись к семье (с намерением уйти из семьи), от сердитой супруги герой получает насмешки и уверения, что он ей давно осточертел; собирает чемоданчик, оглядывается на дом родной, видит кислую физиономию супруги… И возвращается к супруге. Через несколько лет, опять приехав в Ленинград, он узнаёт, что Наташа немножко там-сям помыкалась и от огорчения укатила куда подальше, загубив свою актерскую карьеру на каких-то провинциальных подмостках. Пропала нежная Наташа ни за грош. Герой, однако, ни о чем не жалеет, так как встреча с Наташей его пробудила, стала толчком для новой, осмысленной жизни (в ней буквально оказалось место для подвига: после незаконного секса он первым делом испытал — как летчик-испытатель — какой-то сомнительный самолет). У Нагибина, автора этой истории, в литературном сценарии герой за что-то как будто виноват перед женой, но все-таки не до такой степени, чтобы прожить с ней остаток жизни.
Развод часто затевался кинодраматургами для того, чтобы измученные супруги снова прильнули друг к другу, как замерзшие котята. Случалось даже, что развод был просто опасен для жизни и здоровья. В фильме «С любимыми не расставайтесь» молодая женщина после развода доходит до нервного срыва. В «Опасном возрасте», где разводящихся играли Алиса Фрейндлих и Юозасс Будрайтис (Будрайтиса озвучивал Смоктуновский), муж-парфюмер теряет из-за стресса обоняние и, стало быть, профессию. Только воссоединение, которое непременно состоится после титров, снова сделает жизнь надежной и прочной. Даром что по-прежнему слегка невыносимой. А вне брака, товарищи, жизни вовсе никакой нет.
Первая часть «Бракованных браков» здесь.
Также см.: Кинорезьба по Ленину, Неистовые Виссарионовичи, Антирелигиозное кино хрущёвской оттепели.
Как говорил Михаил Козаков в фильме «Покровские ворота», пятидесятые скрылись за поворотом, отшумели шестидесятые, семидесятые пролетели, восьмидесятые проросли… Тут-то, пока пролетали и прорастали, всё и кончилось. В том числе и кинематографическое женское счастье. Раньше героине достаточно было пройти светлым путём на производстве (или вырастить великолепных поросят, или самой вырасти морально), и жизнь сама подгоняла достойного жениха, вплоть до орденоносного. Во времена так называемого застоя места для подвигов сильно сократились, и женихи измельчали, включая видных деятелей, людей искусства и партработников. Дамам приходилось работать с тем, что есть, но почти ничего не было. Детей многие делали при первой возможности и зачастую от кого попало. Это я о кино (чтоб никто не обиделся).
Если не о кино, а о жизни, то статистика сообщает, что в брежневский и постбрежневский период рекордно выросло число самоубийств и потребление алкоголя. Кино же, при всей его подконтрольности, ситуацию более или менее отражало, хоть и неизбежно искажало: оно вынуждено было давать надежду. Киноалкоголизм лучшими представителями побеждался. Счёты с жизнью герои сводили редко; обычно вместо самоубийства демонстрировалась попытка доведения до самоубийства, вовремя пресечённая (любой фильм о моральном давлении), либо пресечённая попытка непосредственно самоубийства, как в «Отпуске в сентябре» и «Слове для защиты», либо имитация самоубийства, как в «Полётах во сне и наяву». В фильме «Слёзы капали» герой Леонова вешается, но под его весом обваливается потолок (и хозяйка дома говорит: четвёртый год прошу сделать капитальный ремонт, и вот вам результат); затем пытается утопиться, но река к его возмущению совершенно обмелела.
Женщины были несчастливы долгим, размеренным, привычным несчастьем; у мужчин это было как-то острей и деятельней. Посмотрите на персонажей Даля или Янковского. И их можно понять, простить и даже приветствовать; в том же «Отпуске…» инженер Зилов долго продержался, прежде ему пришло в голову разнести себе голову. В его квартире от одного только вида из окна можно было застрелиться сразу, без раздумий.
Интересно, что даже в фильмах, снятых в предперестроечное пятнадцатилетие без всяких претензий на искусство или «проблемность» (в обыкновенном кино о современности, проходном, поточном, вроде болванок), можно обнаружить признаки великой депрессии; вроде бы всё хорошо, но почему-то несёт тоской, как хлоркой из общественного туалета. Фильму необязательно называться, скажем, «Одиноким предоставляется общежитие»: внешне благополучные герои всё равно кажутся одинокими, а быт разъеден общажной сыростью, ржавчиной, всё непрочное, шаткое, временное. И никакую проблему можно не обозначать, — просто покажи типовую квартирку, люстру, чайник и утюг, и лицо, например, младшего научного сотрудника. Быт не просто заедал, он ел поедом. Только большая любовь или счастливый характер, обеспечивающий «красоту в глазах смотрящего», могли позволить персонажам вольготно себя чувствовать посреди предлагаемого ассортимента. В «Ксении, любимой жене Фёдора» муж и жена обнаруживают, что в разных городах купили одинаковые будильники. «Ширпотреб! Массовое производство!» — поясняет бодрый Любшин.
Пили персонажи, как дышали; пили даже самые милые, самые симпатичные герои самых лирических комедий и мелодрам, а если вдруг они не пили, то пили несимпатичные. Редкий советский фильм долетал до середины без какого-нибудь алкоголика. Поэтому у Вицина и Буркова всегда была работа. Каждого второго персонажа настигал сосед, желающий выпить. В «Осеннем марафоне» Леонов преследовал Басилашвили. В фильме «Влюблён по собственному желанию» Шиловский поил Янковского. В «Мама вышла замуж» (фильм конца шестидесятых, с чудной Люсьеной Овчинниковой) персонаж Ефремова улепётывает от товарищей по работе, решившись донести до дома зарплату. Мужу одной из героинь фильма «Москва слезам не верит» хотят налить все, потому что он выдающийся хоккеист, — в результате его спортивная карьера тонет в бутылке; а прекрасный Гоша уходит в запой при первой возможности и вовлекает в него первого встречного. Очаровательный дядя Митя (Сергей Юрский) в комедии «Любовь и голуби» душераздирающе повествует о смерти супруги, чтобы соседи дали ему выпить; сердитая супруга дяди Мити (она же супруга Юрского Наталья Тенякова) является в разгар импровизированных поминок; «Откопалась уже?» — спрашивает несостоявшийся вдовец. Но это всё цветочки. Самый документальный из художественных фильмов о пьянстве (настоящем, тяжёлом бытовом пьянстве с последствиями) — «Беда» Динары Анановой; главную роль играл Алексей Петренко, поддерживающую роль — Георгий Бурков, так что можете себе представить степень достоверности и глубину запоев.
Что касается затруднительной в этих условиях любви, молодым и красивым девушкам было, конечно, во все времена хорошо, и при развитом социализме тоже: их выбирали, они выбирали, иногда совпадало. Дурнушкам, провинциалкам, одиноким женщинам за тридцать и под сорок приходилось выбирать из колбасных обрезков и напрягаться, как героине Купченко в фильме «Одинокая женщина желает познакомиться». В роковую минуту она расклеила объявления (см. название фильма), и на зов явился глубоко пьющий Збруев. Схема его падения: советский цирк, уход из советского цирка, люмпенизация, алкоголизм. На протяжении фильма Купченко через отторжение и отвращение приходит к принятию и состраданию, и кино заканчивается тем, что женщина ищет бедолагу у винно-водочных, перебирая шатающийся контингент (вроде как она оказалась в ответе за того, кого приручила).
Аналогичная схема: советский спорт, уход из советского спорта, люмпенизация, алкоголизм. Это уже персонаж Янковского, из «Влюблен по собственному желанию». У него тоже «всё было» — заграничные поездки, жена-красавица и всякие там пиджаки замшевые и магнитофоны японские. И тоже уже ничего нет. Здесь случилось более романтическое знакомство (не по объявлению): героиня Евгении Глушенко вытащила его, пьяного, из метро, посадила в такси, дала трёшку; он рефлекторно попросил телефончик. Потом, воспользовавшись телефончиком, получил ещё трёшку. Потом пришёл в гости, попросил дать хотя бы рубль. Фильм назван авторами серьёзной комедией; комедийность заключается в том, что он и она поверили в перспективность аутотренинга и применили его с целью полюбить друг друга и вообще обрести какой-то смысл в жизни. Они прошли через все сбивающие с панталыку препятствия. Янковскому мешали: водка, унылый труд у станка (труд всё никак не становился героическим, несмотря на самовнушение: я гегемон, я гегемон) и случайная знакомая, прекрасная собой, весёлым сеновальным сексом дискредитировавшая первые аутотренинговые успехи. А Глушенко в отместку чуть не изменила Янковскому с чудиком-полуинтеллигентом, живущим в грязи, но с репродукциями, и судя по пустым бутылкам тоже употребляющим. В итоге любовь победила. И фантастически преобразила.
Киногероини в надежде на личное счастье (последнее прибежище советского человека) шли на риск: видя перед собой просто нормального на первый взгляд мужчину, немедленно выходили за него замуж. Даже у Сергея Герасимова, человека строгих взглядов на искусство, ценителя нравственных начал и концов, в фильме «Любить человека», — встретились, прогулялись, поболтали, поженились; в законном браке, некоторое время промучившись проблемами этическими, моральными, производственными, архитектурными, общечеловеческими и рядом других, крепко полюбили друг друга. Но эти двое, правду сказать, друг другу с самого начала подходили, поскольку их играли Виролайнен и Солоницын (они одинаково странновато разговаривали и были полупрозрачны и светлы).
Очень ценились военные, обладатели каменных спин и надёжных плеч: см. «Выйти замуж за капитана». Героиня Глаголевой, фотокорреспондентка, живущая суетливой, бестолковой, но всё-таки собственной жизнью, проведя несколько дней с прямолинейным Проскуриным быстро всё переосмыслила. И решила, что любит, и что лучше ей будет с ним, на дальнем пограничье (где особо-то не пофотографируешь, кстати); всё бросила, метнулась и предложила себя в жёны.
В «Давай поженимся» морской офицер (в отставке и в исполнении Юрия Назарова) познакомился с героиней Тереховой, когда у той случился сердечный приступ. Решение пожениться они приняли в тот же день (вроде как в шутку), когда Тереховой стало получше. Эти двое совершенно не сочетались, ни в каком смысле: некоторые прекрасны без извилин, а Терехова прекрасна с извилинами, офицер же Назарова был вполне прямоуголен, хотя и мягок, как обитый ватой шкаф. «На палубе непорядок…» — подумал он, оглядев её квартиру. Думая, он обращался к себе по фамилии: мол, ну что, Суворин, отдать швартовы. Простосердечный, честный, положительный молодожён включился в семейную жизнь ответственно и основательно, чем изрядно попортил жене нервы; например, он в её отсутствие сделал в квартире ремонт, полностью преобразив палубу, отчего Терехова пришла в отчаяние (где мои вещи?!). Тем не менее, они друг к другу приноровились, сроднились, пришла любовь, и Терехова вскоре рассказывала своей старой тётушке: я впервые почувствовала себя женщиной, женой… я за ним как за каменной стеной… Удивительно, с какими банальными текстами приходилось работать артистам. Но как-то осваивали.
К слову, другая героиня Тереховой, из фильма «Дневной поезд», могла бы выйти замуж за персонажа Гафта; они премило смотрелись и живо общались. Но за пару дней знакомства она сочла его морально-нравственные качества недостаточно морально-нравственными. Гафт не был так уж нехорош, просто жизнь сделала его конформистом. Терехова из «Дневного поезда» была классическая киношная ленинградка, женщина очень тонкая (на вопрос об увлечениях она ответила: увлечения всё те же — Ахмадулина). Тонкие женщины всегда более сурово обходились с добрыми, покладистыми, безобидными интеллигентами, чем с военными, рабочими, крестьянами, уголовниками и кем бы то ни было.
Крестьяне будут здесь представлены фильмом «Молодая жена». Ещё один скоропалительный брак, и на этот раз несчастливый (казалось бы) до чрезвычайности. Юная героиня Каменковой под впечатлением от измены жениха, прохвоста Проханова, выходит за первого желающего (подвалился немилый мужик, по выражению её бабушки); желающий оказывается бессмысленно беспощадным, жестокосердным до тупости; безответную старушку-родственницу он держит в прислугах, милейшую дочку от первого брака игнорирует, от тихой молодой жены требует немедленных чувств и ласк, хотя понимает, что она «девка непростая». И что вы думаете? Таки да. Стерпелось и слюбилось, даже без участия председателя колхоза. Нормальный муж оказался, могло быть хуже.
Абсолютно идеальный, во всех отношениях приятный мужчина в кино рассматриваемого нами периода всё-таки был. Это Гаврилов из фильма «Любимая женщина механика Гаврилова». Он не явился на собственную свадьбу. Весь фильм его ждала Гурченко, верила в него, рассказывала как он хорош, выдавала за Гаврилова другого человека, чтобы над ней и её влюблённостью в Гаврилова не смеялись; в конце истинный Гаврилов пришёл, вырвавшись из пут обстоятельств, и пробыл в кадре пару минут, нежно сочувствуя и шикарно улыбаясь. Очень умно придумано: счастье убедительно, если долго его не показывать. Многие зрители считают роль Гаврилова лучшей ролью Сергея Шакурова. Гаврилов для них реальность.
Предвидя упрёки в тенденциозности, напоследок замечу, что тенденциозности никакой нет, но тема семьи и брака в кино кризисного советского времени не может быть объята в одном материале. Придётся её дообъять: см. продолжение.
Интересующимся советским кино: Фотопробы, Первая роль Ланового, О фильме “Подранки”, Голые факты, Лица доботоксной эпохи, “Война и мир” в кадре и за кадром.