Имена детей пушкина

Сразу скажу, что чем дольше вникаешь в обстоятельства этой истории, тем запутанней и непонятней она кажется. Меня раньше вполне устраивало такое объяснение: развратный прохвост Дантес, не умевший ценить гения Пушкина, решил склеить жену поэта, Пушкин, оскорбленный в лучших чувствах, потребовал сатисфакции и был подло умерщвлен вероломным французом. Оказывается, все было куда сложнее. Ну то есть Дантес, конечно, все равно развратный прохвост, а Пушкин действительно был оскорблен неприличными приставаниями к Наталье Гончаровой, но только вот на роковую дуэль Пушкин отправился не только по милости Жоржа Дантеса.

На эти мысли меня с детства наводило знаменитое творение сопливого тогда еще Лермонтова, обрушившегося на современников в стихотворении «Смерть поэта». Бедняга Лермонтов, как известно, не успел познакомиться со своим кумиром, считая себя недостаточно подготовленным к такой встрече, а в гибели Пушкина прямо обвинил прогнившее общество. И небезосновательно. Давайте постараемся разобраться, быстро и по порядку.

В 1835 году в петербургских гостиных состоялось знакомство поступившего на российскую службу Жоржа Дантеса и Натальи Николаевны Пушкиной. Дантес втрескался в первую красавицу столицы и особо своих чувств не скрывал, даже наоборот, чуть ли не бравировал ими, что, впрочем, ничуть не смущало публику, которая находила влюбленность красавца-блондина трогательной и романтичной. Однако дамам быстро надоело обсуждать вздохи, пламенные взгляды и всевозможные искры, вспыхивавшие между красивой парой, и по Петербургу поползли черные слухи, содержавшие, к гордости Дантеса, информацию о полноценном романе между женой первого поэта России и удалым французом. Пушкин, само собой, занервничал, но, сохраняя полное доверие и нежность к супруге, не имел формальных поводов призвать Дантеса к ответу.

Нужно отметить, что к 1836 году престиж Пушкина в качестве писателя и поэта значительно упал, чему немало поспособствовали усилия министра просвещения С. Уварова (личного врага Пушкина, но это отдельная история) и его приспешников. Пушкина с охотой «полоскали» в печати, а товарищи типа Булгарина и Греча не гнушались и вовсе подлых приемов. Общество у нас никогда особо не отличалось духовным чутьем, а потому вне узкого литературного круга, где слава Пушкина лишь возрастала, Александр Сергеевич представал в незавидном положении: лучшие творческие годы якобы давно позади, дела не идут, да тут еще и жену увел сексапильный блондин.

Настроение у Пушкина и впрямь вряд ли было лучезарным, и это связано не только с шепотками за спиной, но и с тем, что финансовое состояние нашего гения значительно, если не сказать чудовищно, пошатнулось. Мы знаем, что Пушкин первый задался целью профессией литератора полноценно обеспечивать семью (к слову, весной 1936 года у четы Пушкиных родился четвертый ребенок). Однако доходов с публикаций не хватало, и А.С. как раз в последний год жизни принялся выпускать свой журнал, всем нам известный «Современник». Удивительно, но компания Пушкина, Гоголя, Жуковского, Крылова, Давыдова и прочих не вызвала особого ажиотажа, и «Современник» оказался глубоко убыточным проектом. Так, тираж четвертой, последней прижизненной книжки Пушкина составил всего …700 экземпляров, а между тем в этом номере впервые была опубликована «Капитанская дочка»… Короче, Пушкин в 1836 году глядел на светскую мишуру волком, сам особо отплясывать не имел желания, предпочитал посещать по субботам любимого Жуковского, обедать с единомышленниками, а чесавшиеся кулаки пытался размять при любом случае: дважды за год друзья предотвратили дуэли поэта по незначительным поводам.

Ладно, вернемся к нашей истории. Отступление затянулось, но я посчитал необходимым хотя бы короткой строкой обрисовать положение дел в 1836 году. А теперь перейдем к кульминации истории с Дантесом. В начале ноября Пушкин и его друзья по городской почте (которая, кстати, тогда только-только появилась) получили анонимные послания, те самые пасквили. Их содержание широко известно: «Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л.Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютером великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена».

Содержание клеветнической записки требует определенного пояснения. Очевидно, что автор/авторы послания потешаются над тем, что Пушкину якобы наставили рога. Но это бы полбеды, ведь подобные сплетни уже давно циркулируют в столицах, хуже то, что «юмористы» намекают на то, что рога Пушкину наставил …царь, его величество Николай I. Это явствует из упоминания в пасквиле имени Дмитрия Нарышкина, который, и это было повсеместно известно, в свое время фактически торговал своей женой, сдавая ее в «аренду» Александру I. Отсюда и «шутка» про Пушкина-историографа: действительно, Пушкин был произведен в эту необычную должность лично императором, а клеветники намекали на ответный «дар» Николаю I – чушь полная, судя по всему, хотя Набоков в своих замечательных комментариях к «Евгению Онегину» между делом упоминает, что Наталья Гончарова позже все же стала любовницей монарха, но уже после смерти первого мужа.

Разумеется, Пушкин не мог остаться равнодушным к подобной наглости. Он решил, что автором пасквиля был барон фон Геккерн. Луи Геккерн – приемный отец Жоржа Дантеса, человек странных наклонностей (пидор, короче), друг и приспешник своего «сына». Забегая вперед, скажем, что Пушкин ошибся – письма написал вовсе не Геккерн, но поэт немедленно вызвал того на дуэль. Пушкин знал, что сам барон стреляться не имел права (Геккерн был нидерландским посланником, то есть дипломатом), а значит, фактически вызывал самого Дантеса. Дуэль должна была состояться еще в 1836 году, но …Дантес внезапно сделал предложение старшей сестре Натальи Пушкиной, Екатерине Гончаровой, и та дала свое согласие на брак. Всезнающий и вездесущий Набоков утверждает, что Екатерина просто-напросто «залетела», то есть была беременна, и Дантес не столько трусливо избегал дуэли с Пушкиным, сколько выполнял свой «джентльменский долг». Очень похоже, что Дантес умудрялся ухлестывать сразу за обеими сестрами, особенно он расстарался весной-летом 36-го года, когда Гончаровы отдыхали на съемной даче, Пушкин по делам был в отъезде, а Дантес с полком квартировал неподалеку и беспрестанно крутился вокруг сестер.

Так или иначе, осенью дуэль расстроилась, чему немало поспособствовали усилия друзей Пушкина, особенно Жуковского, метавшегося между домами Геккернов и Пушкина и увещевавшего всех участников скандала. А скандал только набирал обороты, и все петербургское общество с удовольствием смаковало подробности истории, причем (упоминаю не в первый раз) симпатии были в основном на стороне Дантеса, которому сочувствовали в его истинной любви, побудившей его жениться на «страшненькой» Екатерине, уклонившись таким образом от ревнивой пули Пушкина, чтобы только оставаться рядом с возлюбленной Натали, мамой, между-прочим, четырех детей. О времена, о нравы…

Однако вернемся к пасквилю. Установлено, что его написал не Геккерн. Долгое время подозревались некие Долгоруков и Гагарин, представители золотой молодежи 30-х годов, но многочисленные графологические экспертизы, сперва противореча друг другу, в итоге все же выявили непринадлежность Долгорукова и Гагарина, которые, кстати, всю жизнь с возмущением опровергали подозрения в свой адрес. Теперь попрошу всех вдуматься: мы не знаем, кто именно раздул скандал до точки невозврата, сочинив пасквили, и значит, мы не знаем, кто именно стал виновником дуэли Пушкина и Дантеса (ну кроме самого Дантеса). Это удивительно, если осознать.

Сотни литературоведов и пушкинистов изучали этот вопрос, выстраивались десятки версий, но, насколько я сумел разобраться, окончательно установить авторство анонимных пасквилей не представляется возможным. Знаем только, что общество охотно потешалось над происходившим, а особенно веселились «остроумные» и до сих пор не обнаруженные горе-приколисты, хотя, разумеется, существовала и «партия Пушкина», горячо сочувствовавшая Александру Сергеевичу.

Дальнейший ход событий каждому русскому человеку более или менее известен, и тут я уже буду краток. Слухи не утихали, Дантес, отлученный, несмотря на вдруг появившиеся родственные связи, от дома Пушкиных, тем не менее, не перестал публично ухаживать за сестрой своей жены и даже подстроил «свидание» со своей femme fatale, упросив подругу Натальи Николаевны Идалию Полетику прислать ей приглашение на чай, а самой оставить квартиру, чтобы Дантес «обрадовал» свояченицу нежданным рандеву. Гончарова просто сбежала оттуда и рассказала о произошедшем мужу, который, и я хочу это подчеркнуть, до самого конца верил супруге и даже на смертном одре ничем не упрекнул невольную виновницу своей гибели. Сказать определенно, был ли Пушкин прав, не подозревая Наталью Николаевну, мы не можем, и нам остается только довериться его мнению, тем более что никаких доказательств обратного не существует. Хотя надо понимать, что двухлетняя, совершенно открытая любовь (истинная или ложная) красавца-француза не могла не тронуть Пушкину, и вряд ли она могла оставаться абсолютно безразличной к Дантесу, это, кстати, прекрасно осознавал и сам Пушкин, что следует из его писем. Так или иначе терпению Пушкина пришел конец, он понял, что женитьба не утихомирила Дантеса, слухи продолжали пульсировать, и Александр Сергеевич отправил сочиненное еще в ноябре письмо барону Геккерну, письмо, переполненное оскорблениями, письмо, после которого дуэль была неизбежна. На сей раз Пушкин не стал посвящать близких друзей в свои планы, и поединок состоялся, а его исход известен каждому человеку в нашей стране. Дуэль, отмечу, состоялась при полном попустительстве со стороны властей, если не сказать, что с одобрения, а наказаны фигуранты дела были смехотворно. Напоследок я просто оставлю здесь отрывок из письма императрицы Александры Федоровны, отправленного С.А.Бобринской 28 января, то есть в те часы, когда Пушкин постепенно умирал у себя дома, и надежды на выздоровление не было ни у кого.

«Нет, нет, Софи, какой конец этой печальной истории между Пушкиным и Дантесом. Один ранен, другой умирает. Что вы скажете? Когда вы узнали? Мне сказали в полночь, я не могла заснуть до 3 часов, мне все время представлялась эта дуэль, две рыдающие сестры, одна жена убийцы другого. – Это ужасно, это страшнее, чем все ужасы модных романов. Пушкин вел себя непростительно, он написал наглые письма Геккерну, не оставя ему возможности избежать дуэли. – С его любовью в сердце стрелять в мужа той, которую он любит, убить его, — согласитесь, что это положение превосходит все, что может подсказать воображение о человеческих страданиях. Его страсть должна была быть глубокой, настоящей. – Сегодня вечером, если вы придете на спектакль, какие мы будем отсутствующие и рассеянные…» (фр.)

Для ответа на этот вопрос лучше всего будет обратиться к воспоминаниям знавших Пушкина людей.

«Самым характерным и ярким, что в его личности бросается в глаза, даже и не специалистам, так это — резкая неустойчивость его психики, имеющая ярко выраженную цикличность смены настроения, далеко выходящая за пределы нормальной ритмичности настроений обыкновенных здоровых людей». (Минц, 1925, с. 31.)

[Лицейский период] «Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентрического существа среди людей. Не то чтобы он разыгрывал какую-нибудь роль между нами или поражал какими-нибудь особенными странностями, как это было в иных, но иногда неуместными шутками, неловкими колкостями сам ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти». (Пущин, 1989, с. 43.)

«В лицее Пушкин решительно ничему не учился, но, как и тогда уже блистал своим дивным талантом и, сверх того, начальников пугали его злой язык и едкие эпиграммы, то на его эпикурейскую жизнь смотрели сквозь пальцы… Вспыльчивый до бешенства, вечно рассеянный, вечно погруженный в поэтические свои мечтания, с пылкими африканскими страстями, избалованный с детства льстецами, Пушкин ни на школьной скамье, ни после, в свете, не имел ничего любезного и привлекательного в своем обращении». (Bересаев,1990, т. 2, с. 78-79.)

«Далее, по окончании Лицея, в Петербургский период, т.е. в промежуток 1819—20 гг. этот размах возбуждения все более и более возрастает. Здесь в связи с крайней степенью возбуждения связывается самый разнузданный разгул, разврат, цинический и извращенный сексуализм, aгpeссивное поведение и столкновение с о своей средой. Этому сильному размаху возбуждения следует сильный приступ депрессии в 1820 г., который длится полгода. Вместе с этим творческая бесплодность. Затем новый приступ возбуждения дает Кишиневский период, где кривая возбуждения достигает предела. Разгул, разврат, драки, скандалы, агрессивность, дуэли, повышенный и извращенный сексуализм и проч. характеризуют также этот период. С этого момента начинают развертываться новые элементы шизоидного характера, бывшие до сих пор не так развитыми». (Минц, 1925, с. 44.)

«Беспричинная ревность уже в ту пору свила себе гнездо в сердце мужа и выразилась в строгом запрете принимать кого-либо из мужчин в его отсутствие или когда он удалялся в свой кабинет. Для самых степенных друзей не допускалось исключений…» (Вересаев, 1990, т. 3, с. 530.)

«Граф В.А. Соллогуб писал, что Пушкин в припадках ревности брал жену к себе на руки и с кинжалом допрашивал, верна ли она ему». (Там же, 1990, т. 2, с. 196.)

Выводы делайте сами 🙂

У Пушкина было четверо детей: две дочери – Мария и Наталья, и два сына – Александр и Григорий. И 19 внуков: у его сына Александра было 13 детей – 8 дочерей и 5 сыновей, а у дочери Натальи 6 детей – 4 дочери и 2 сына. Остальные дети Пушкина потомков не имеют.

Кровных потомков Александра Сергеевича Пушкина на сегодняшний день насчитывается около 200 человек. Живут они в разных странах – в России, Украине, Грузии, Англии, Франции, Германии, Бельгии, Швейцарии, США и Марокко.

В 1997 году в Москве умер внук Пушкина, Григорий Пушкин. С его смертью прервалась линия прямых потомков поэта живущих в Москве.

Праправнук и последний прямой потомок Пушкина по мужской линии – Александр Пушкин – живет в Бельгии, его семья оказалась в эмиграции после гражданской войны. К сожалению, детей у него нет и прямая линия потомков великого поэта на нём прервется.