Анна шарейко биография личная жизнь

Два года экс-сенатор и гендиректор известной птицефабрики «Ганна» Анна Шарейко вместе со своей командой провела за решеткой. Особое внимание было приковано к литовскому бизнесмену Вальдемарасу Норкусу, деловому партнеру и любимому человеку Анны Васильевны, который тоже вместе с ней оказался за решеткой. Даже во время процесса они не скрывали чувств, нежно смотрели друг на друга и попросили расписать прямо в СИЗО. Верховный суд фигурантов громкого дела признал виновными, но отпустил в зале суда всех, кроме Норкуса. Он вышел на свободу спустя месяц, 9 июля. В эксклюзивном интервью «Комсомолке» Анна Шарейко и Вальдемарас Норкус рассказали, изменила ли их колония, что оказалось самым сложным за решеткой и когда они сыграют свадьбу.

Анна Васильевна назначает нам встречу прямо в своем рабочем кабинете на Витебской бройлерной птицефабрике. Приемная утопает в тропических орхидеях, в 9 утра к кабинету Шарейко уже выстроилась очередь. Только попасть к ней непросто: у Анны Васильевны уже давно идет совещание.

– Проходите, – приглашает нас спустя некоторое время Анна Шарейко.

Смена картинки настолько поразительна, что сразу теряешься. Еще полтора месяца назад журналисты видели ее за решеткой и ей грозил солидный срок, сегодня она снова руководитель крупного предприятия. Выглядит как дама с обложки: облегающий стройную фигуру костюм, туфли на высоких каблуках, французский маникюр. Признается, что ее смущает внимание, которое к ней сейчас приковано. А люди узнают везде: и в Витебске, и в Минске.

– Анна Васильевна, о чем больше всего мечталось за решеткой?

– Очень хотелось нажарить сковородку яичницы! (Смеется.) А если серьезно, безумно скучала по родным, по их голосам. За два года в СИЗО мне не дали ни одного свидания. Наверное, думали, так легче сломать человека. Но только не меня. Да, я сильно скучала, но держалась изо всех сил. Когда в суде впервые услышала голоса близких мне людей, они еще сутки звучали в ушах.

– Как вы провели свой первый день на свободе?

– Собрались все родственники, друзья, дети Валдаса и его отец, устроили душевную встречу! Общались до самой поздней ночи. Но радость омрачало то, что за решеткой остался мой любимый человек. Больше всего мне хотелось оказаться на свободе вместе с ним. Знаете, сидеть рядом в суде за стеклом, при этом нельзя друг друга потрогать, обнять – это мука. Думаешь, ну когда наступит то время, чтобы никто этого не запрещал? И не ругался за это…

Сейчас каждый день общаемся с ним по скайпу, вижу, как дети от него не отходят. Хоть они уже взрослые люди, но такие счастливые рядом с ним, как малые дети.

«На обыски я смотрела как на концерт»

– Этот приговор стал для вас неожиданностью?

– Свободой запахло, когда прокурор отказался от того, что мы нанесли ущерб в 4 миллиарда рублей и якобы действовали в составе организованной группы. Я до конца не понимала, что происходит, и, услышав про срок в 2,5 года лишения свободы, поняла: мы скоро выйдем на свободу. Правда, до конца верила в оправдательный приговор. Даже за решеткой продолжала жить фабрикой, поэтому, как только нас освободили, вышла на работу.

– Фотографии того, как подчиненные встречают вас пирогом с солью и цветами, разлетелись по многим СМИ. Было удивительно видеть, что вместе с вами вышли даже те осужденные, которые накануне говорили, что больше на работу ни ногой.

– В первый день после освобождения мы все, кроме Лиоренцевича (фигурант уголовного дела и бывший сотрудник «Ганны». – Ред.), вышли на работу. Встретились на крыльце здания, и я еще смеялась: «Ну что, организованная группа, заходите, пообщаемся». Каждый из них честно признался, что вернуться на «Ганну» больше не может. Они достойно прошли это испытание, но какой ценой им это далось, никому не известно. Я очень благодарна, что меня окружали специалисты такого высокого уровня, настоящие профессионалы.

– Решение ваших подчиненных кажется более логичным. Многие были уверены, что вы соберете чемодан и рванете к любимому в Каунас.

– Я по жизни бегу туда, где надо спасать. К примеру, если у моих друзей и близких все хорошо, я не слишком балую их вниманием, но вдруг что-то случается, тут же мчусь на помощь. Коллектив поддерживал нас все это время и ждал возвращения, я не смогла поступить иначе, кроме того как вернуться на фабрику. Не даю никому 100% гарантии, что смогу вернуть прежнее предприятие, слишком много упущено, но я постараюсь, используя свои знания и опыт.

– Неужели нет никакой обиды?

– Нет, совершенно. Я знала, что ни в чем не виновата, и до последнего была уверена: разберутся – и все закончится. Конечно, первые дни был шок, я смотрела на это как на концерт. Моих сотрудников и Вальдемараса задерживали в июне 2014 года, я еще месяц после этого оставалась на свободе. Все эти обыски дома и на работе тогда не воспринимала всерьез.

«Меня сложно напугать. С детства приучена к экстремальным ситуациям»

– Понимаете, меня мало чем можно удивить, я с детства закаленная. Выросла в семье, где 8 детей, и каждый старался заботиться о себе сам. Уже начиная с седьмого класса в свои летние каникулы я работала вместе со взрослыми женщинами на полевых работах и зернотоке, чтобы родителям было легче одеть и подготовить нас к школе. В нашей семье не было никаких тепличных условий. Когда поступила в институт, умер папа, мама так и сказала: «Доченька, иди работать. Я тебе ничем помочь не смогу». И пошла. Все пять лет отработала в ночную смену через ночь санитаркой в реанимации Витебской областной инфекционной больницы, при этом занималась спортом и окончила ветеринарный институт с красным дипломом. Если надо было поспать, могла прилечь на 15 минут – и этого хватало. Теперь можете представить мою закалку?

Сразу после института сама нашла работу на Витебской бройлерной птицефабрике и, чтобы зарекомендовать себя, завоевать авторитет, работала сутками. Начинала свой путь в цехе инкубации, потом работала главным зоотехником, замдиректора по производству и директором. Очень люблю само производство, чтобы был виден результат работы. Много времени уделяла строительству объектов, чтобы быть в курсе всего, на это уходило 2 – 3 дня в неделю… Так что меня сложно чем-то напугать или удивить. Поэтому и не загоняла себя в СИЗО в какие-то переживания, всегда руководствуюсь жизненными принципами Курта Во́ннегута: «Господи, дай мне силы принимать то, что я не могу изменить. Господи, дай мне силы изменить то, что я могу изменить. Господи, дай мне мудрость отличить одно от другого». Поэтому я приняла эту ситуацию такой, какова она есть, нашла в себе силы и стала жить в тех условиях, которые были.

– Наблюдая за вами все три месяца, пока шел суд, гадала: как вы переносите заключение? Вы человек энергичный, деятельный, руководитель крупного предприятия – и вдруг оказываетесь в замкнутом пространстве. Порой казалось, что вы прямо в клетке готовы провести планерку, дать указания, решить все вопросы.

– На суд мы ездили как на работу. Готовились к допросам, показаниям свидетелей, изучали необходимые документы. За два года возможности пообщаться не было, но в суде поняла: никто времени зря не терял, все выстроили грамотную линию защиты. Лично я знакомилась с материалами уголовного дела с 9 утра и до 8 вечера, без обеда, только маленький перекус брала. И так 30 дней. Я хотела его изучить вдоль и поперек. Видела, как защищались мои коллеги, и отметила еще раз для себя, какие они молодцы. И стойкие, и мужественные, и порядочные, и грамотные.

«В рапорте напишут, будто я хотела бежать из туалета Совета Республики»

– Анна Васильевна, вы знали, что летом 2014 года над вами сгущаются тучи?

– Нет, это было полной неожиданностью. К обыску не готовилась, ничего не скрывала, сама назвала код от сейфа. Я работала честно и открыто, мне нечего было бояться. За 15 лет работы в должности руководителя мой кабинет ни разу не закрылся на ключ, нет ни одной тумбочки на замке. Мой дом обнесен обычной сеткой, целый год я не вешала шторы… У меня нет необходимости прятаться. Ну что у меня нашли в сейфе? Фотографии.

– Помните то чувство, когда вы в августе 2014 года ехали на сессию, где решался вопрос о лишении вас неприкосновенности?

– Накануне позвонили из секретариата, сказали – можно не приезжать, вопрос рассмотрят без меня. Однако я решила иначе. Нужно иметь невероятную силу воли, чтобы видеть, как тебя публично лишают неприкосновенности и втаптывают в грязь. Генеральный прокурор выступил с заявлением, что дом был построен за короткий срок – 4,5 года. А сколько он должен был строиться? 40 лет? Все депутаты проголосовали «за», и тогда я взяла слово, сказала, что ни в чем не виновата и надеюсь на объективное справедливое разбирательство, ведь интересы фабрики для меня превыше всего.

Я вышла из зала, а возле двери меня уже ждали два человека, мы поехали в Следственный комитет. Уже потом в рапорте напишут, будто я пыталась сбежать из туалета Совета Республики, а я всего лишь хотела сменить деловой костюм на джинсы, одежду, более подходящую для СИЗО. До последнего водитель не уезжал, ждал меня вместе с подругой, но я еще накануне понимала: обратно в Витебск не вернусь, поэтому сразу взяла с собой вещи.

– Вы, пожалуй, единственный человек, кто, сидя за решеткой, внешне изменился только в лучшую сторону. После приговора вы признались, что занимались физкультурой. Чтобы отвлечься?

– Всегда посещала тренажерный зал перед началом рабочего дня, бегала по 5 километров на беговой дорожке, делала силовые упражнения. В СИЗО у меня возникли серьезные проблемы со спиной, друзья передали книгу «Йога для спины», стала растягиваться. И каждое утро по 40 минут делала упражнения, даже перед судом не изменила своей привычке. Качала руки, пресс. Постоянно держала себя в тонусе.

«Перед задержанием экипажи сопровождали меня даже на кладбище»

– Самый сложный период выпал не на СИЗО, как многие думают, а на июль – август 2014 года, после задержания ключевых специалистов «Ганны». Приходилось работать за всех. К тому же меня постоянно сопровождали экипажи: на работу, в магазин, домой, даже на кладбище. Подруга из России была в шоке: «Я такого в жизни не видела, как в кино все». Когда попала на койку на Володарке, обрадовалась, что закончилось преследование. Знаете, в жизни столько не спала, сколько в СИЗО, – 8 часов по режиму!

– Не сводила ли вас с ума маленькая камера?

– Нет, я и там нашла себе занятие. Читала прессу, книги, к примеру, очень интересная книга есть у Вадима Зеланда «Трансерфинг реальности», которая освещает философию жизни. В камере был телевизор, можно было посмотреть фильмы «Ленинград-46», «Московская сага», «Александровский сад». Мыльные сериалы – это точно не мое.

Все время была в движении. Как? Никогда не стояла на месте во время прогулок, наматывала 3 – 4 километра во дворике. Задача простая – или ты ленишься, или нет.

– Женщины из вашей камеры знали, кто вы?

– У нас была девочка, которая проходила по наркотикам. Когда начался суд и нас показали по телевизору, она была в шоке: «Анна Васильевна, теперь история всей моей жизни – это как я видела голого сенатора в бане!». Она не могла успокоиться трое суток, ведь не зря говорят, что в столовой и бане все равны… Со мной в камере были женщины, которых обвиняли в мошенничестве, распространении наркотиков, но я никого не осуждала. Я могу судить только себя, и то еще вопрос.

– Наверное, самое сложное – находиться в одном здании с любимым человеком, но не иметь возможности его видеть, слышать…

– Это очень сложно. Все новости про Норкуса узнавала из писем сестры. Он писал ей, а потом она переписывала его слова в письмах ко мне. Через сестру он пересылал мне открытки котят, зная, насколько я обожаю кошек.

«Впервые за 15 лет работы на предприятии нет запаса по зерну»

Пока мы общаемся, у Шарейко разрывается телефон, ей несут документы на подпись, а из обрывков разговора становится понятно: фабрика сейчас переживает трудные времена.

– У нас сумасшедшая задолженность, и возместить ее сложно. Благодарна, что коллектив смог удержать предприятие из последних сил. Качество осталось неплохое, но беда в том, что другие шагнули вперед и нас опередили. Вот в чем вопрос.

– Вы выступали в суде против «Экомола», а теперь закупаете у него корма. Выходит, зря боролись?

– Мы закупаем не только у «Экомола». Ситуация непростая: мы уже всем должны. Когда нечем кормить птицу, то принимаешь те условия, которые есть. Раньше всегда был запас сырья, можно было считать, сравнивать, проводить тендер. Впервые за 15 лет работы на предприятии его нет.

– Люди, которые побывали в вашей ситуации, потом говорят: жизнь преподнесла мне испытание и самый важный урок. А вам какой урок преподнесла жизнь?

– Никакой, еще больше закалила.

– О чем сейчас мечтаете?

– Поставить фабрику на ноги, чтобы вернуть прежний имидж.

Уже на прощание Анна Васильевна признается: в августе она выходит замуж за Вальдемараса Норкуса, свадьбу будут играть в Витебске. А когда узнаёт, что после интервью с ней мы сразу едем в Литву в гости к ее любимому человеку, начинает смеяться:

– Вот посмотрите – Вальдемарас в первую очередь спросит у вашего фотографа про камеру, ее характеристики, он часами может говорить про съемки и фотографии…

И не ошиблась!

Вальдемарас Норкус: В СИЗО я рисовал для Анны сердечки и писал ее имя на стене

В интервью «Комсомолке» литовский бизнесмен и будущий муж Анны Шарейко рассказал, чем белорусские законы отличаются от литовских

– Сравнивал ваши законы и наши, мои сокамерники не верили, но разница огромная. К примеру, в Литве по экономическим делам никому больше 10 лет не дают, а у вас это тяжкое преступление. У нас на суд все приходят с воли, так как действует презумпция невиновности, и эти люди не опасны для общества. Если бизнесмена осудили, то он отбывает наказание в специальной тюрьме в Вильнюсе. Это трехкомнатная квартира с интернетом, скайпом, телевизором, каждому выделяется комната, в гости можно приходить в любое время.

– Выходит, даже осужденные бизнесмены продолжают заниматься своим бизнесом?

– Да, у нас большинство заключенных даже из обычных колоний выезжают домой на выходные. Только в прошлом году 300 заключенных подали в суд на государство – к примеру, за то, что их поместили в камеру с курящим человеком или лампочка (подробнее).

Использование статьи в целом, ее отдельных частей, а также фотографий возможно только с разрешения редакции irina.kozlik@phkp.ru