Андрей фомин актер личная жизнь жена дети

Признаки усталости — Фомин сегодня провел пять часов в рижском аэропорту — стираются, как грим, по мере того, как знатный лицедей открывает передо мной дверь за дверью. Вот люстра Thomas O’Brien, за эпопеей с доставкой которой следила вся Москва; вот статуэтки с Гималаев, где хозяин путешествовал с другом, певцом Игорем Григорьевым; вот триптих с олимпийской чемпионкой по прыжкам в воду в полете.

Клетчатые кресла Ralph Lauren, стулья и непраздного вида рабочий стол перешагнули через Садовое вместе с Андреем Владимировичем. Раньше он жил на Краснопролетарской и постоянно подчеркивает, как много в его жизни изменилось после пересечения магического кольца: «Просто небо и земля! Та квартира вся была в итальянском дизайне — пати-хата, абсолютно бессмысленная для меня сегодняшнего. Я был другим человеком, когда въезжал туда одиннадцать лет назад». К изменениям во внутреннем мире добавились внешние — прямо под окнами его гнезда вырос гигантский зеленый торт со взбитыми сливками. «Какой жестокий удар по фэншуй: у тебя в окне бетонный, мертвый дом, который непонятно когда заселят! Тут-то я и понял: пора бежать. Стал присматриваться к разным районам, и феномен Малой Бронной меня решительно очаровал».

Квартира нашлась сравнительно быстро. Некогда подаренная городом легенде советского экрана Юрию Никулину, она перешла к его теткам, затем — к их наследникам, у тех вырос сын, и они решили разъехаться.

«Тут была убитая, убитая, — Фомин переходит на интонацию сказочника, — переубитая жилплощадь. Грязная, со странной планировкой. Из позитивного — тот факт, что этот дом горел когда-то в семидесятые. А что бывает после пожара? Правильно, перекрытия меняют на железобетонные. В квартире есть эркер, прекрасная изюминка, она меня и покорила: это редкость в старых домах».

Ради эркера Фомин преодолел сопротивление второго покупателя и начал трехлетнюю ремонтную эпопею. «Она еще продолжается», — философски замечает он.

Дизайнер Елена Барлоу Фомину досталась по рекомендации соседа, продюсера Алексея Бокова. У нее в портфолио есть интерьеры и для бизнес-леди Анастасии Рагозиной, и для многих других людей со вкусом — Барлоу в нашем мире человек не посторонний.

«Я с порога сказал Лене, что хочу скупую мужскую квартиру. В холодных тонах. С большим уважением отношусь к дамам-дизайнерам, но жить в женских интерьерах — увольте!» — после долгих размышлений Фомин определил стиль квартиры-мечты как бельгийский. При этом цвета попросил скандинавские — чтобы они наводили на мысли о раннем зимнем утре перед длинной дорогой.

Но за серыми дверцами многочисленных шкафов мне открылось буйство красок — эта коллекция ремней, галстуков и ботинок вызывает зависть к образу жизни человека, который может позволить себе так одеваться. Широкий комод с многочисленными квадратными отделениями Фомин придумал себе сам — он не только человек-яркость, но и человек-порядок. Гардеробная напомнила классическую московскую библиотеку, каких немало сохранилось в квартирах на Патриках, — имеется даже стремянка, чтобы подниматься на верхний ярус. «Там висят костюмы, — хозяин делает паузу, чтобы лучше прозвучали его фирменные «э» из Щукинского училища, — и «рэтро»: Burberry и Том Форд времен Gucci. Золотой пиджак, единственный в своем роде. И джинсовый. Когда я его надеваю — это бэмс!»

«Бэмс» — слово, заменяющее Фомину «круто», «козырно» и прочее. Оно всплывает снова, когда мы обсуждаем межкомнатное окно из кабинета в коридор, через которое видно все восточное крыло квартиры. Окно оказывается «главным дизайнерским бэмсом»: «Соседи, когда заходят в гости, уходят пораженные — как это я придумал?»

Где-то между кабинетом и гостиной притаилась малообитаемая часть дома — небольшая кухня. В предыдущей квартире стояла космическая Pininfarina, но Фомин совсем не готовит: «За одиннадцать лет я ни разу даже не включил посудомоечную машину». Этот факт странно стыкуется с его статусом главы оргкомитета Московского гастрономического фестиваля. С одной стороны, нелогично. С другой — очень даже: человек, который не готовит, будет исправно ходить по ресторанам. На Малой Бронной с этим проблем нет. Завтракает Андрей обычно в «Кофемании» на Тверской, обедает в Uilliam’s, поздние встречи назначает в секретном «Брауни».

До горячих точек ночной жизни тоже можно пройтись в тапочках. «Гостиная у меня с видом на тусовку: слева «Киану» и «Клава», справа Uilliam’s». Тут Фомин сам себя перебивает: «Если б у меня при этом не было окон в тихий двор, я бы вскрылся. А так получается два в одном: со стороны гостиной — перманентная движуха, со стороны спальни — спокойствие и гармония».

«Знаете, что мне больше всего здесь нравится? Прописка, — вдруг признается продюсер-глобалист. — Не просто где-то в районе Патриарших, а чтобы в паспорте штамп: «Малая Бронная». Мне кажется, это звучит гордо. Это артистическая улица. Для меня ее маркировал не куплет про «Сережку с Малой Бронной», а Театр на Малой Бронной. Его аура доходит и сюда. Мой сосед снизу – Михаил Ширвиндт, хотя в оригинале это квартира старшего Ширвиндта — Александра. Выхожу к пруду — встречаю сидящего на скамейке Владимира Этуша, с которым сидел когда-то на худсовете Театра им. Евгения Вахтангова. Артист Александр Филиппенко, мой друг, живет в соседнем доме, Владимир Епифанцев обитает напротив. Оказалось, что нас здесь очень много».

Переезд к своим стоил выпускнику Щуки квадратных метров (в старой квартире их было больше сотни, в новой — только девяносто три) и подземного гаража. Последнее обстоятельство, как ни странно, его радует: «Их отсутствие на районе сберегает богемность. Богатые дяди на «гелендвагенах» сюда не суются. Зампреды банков с охраной должны непременно заезжать в подземный гараж и подниматься на лифте, поэтому они в Mercedes 500 Long едут прямиком на Остоженку, в проклятое олигархическое гетто. Там дома за высокими заборами, чтобы заезжать так, что тебя никто не видит. Это то, что нужно им, а Бронная — наша территория».

В таком окружении приоритеты светского штурмана, родившегося в семье военного, естественным образом перемещаются в сторону театра: «Сейчас я хочу наверстать то, что упустил, не сыграл в те годы, когда занимался другим. В Театре наций у своего друга Евгения Миронова играю в спектакле «Жанна», где у меня большая и яркая роль с потрясающей Ингеборгой Дапкунайте. Это стало моим большим актерским прорывом – я окончательно осознал свое амплуа».

Важный в карьере артиста момент у Фомина произошел отнюдь не в юном возрасте. На вопрос «Не поздновато ли?» он покорно кивает: «Понимаете, обстоятельства складывались так, что надо было зарабатывать деньги: семья, двое детей. В театре и кино сделать это тогда не представлялось возможным, сериальной индустрии не было вовсе, и я подался в ивент-бизнес».

И задержался там на много лет. Все это время у него была отдушина, премия «Серебряная калоша» — ежегодный бенефис, на котором Фомин мог раскрываться в комедийном жанре. В 2011-м «Калоша» прекратилась, но тут же молитвами Кирилла Серебренникова открылось второе дыхание театральной карьеры. Из роли в фильме «Изображая жертву» вырос спектакль Figaro, из него — «Киллер Джо», где-то в промежутке Фомин сыграл Морковина в «Generation П», затем появилась «Жанна» с Дапкунайте.

«После этого спринтерского успеха мне захотелось испытать себя в марафоне. Я решил, что пришла пора сделать спектакль на двоих. Мы с Сати Спиваковой давно о нем мечтали, перебрали много пьес, но подходящей не было. Уговорили Василия Бархатова, он как режиссер посоветовал работать с оригинальным материалом. Мы позвали в нашу компанию драматурга Максима Курочкина и все вместе, c благословения подруги Марианны Сардаровой, сделали новый спектакль — «Фетишист».

Фомин хотел сыграть персонажа с двойным дном, который в начале спектакля кажется примерным семьянином, а в конце… В общем, у Сати в декабре будет возможность проверить на прочность и партнера, и самоиронию.

О «Фетишисте» будут говорить, и много – первые ряды партера любят видеть на сцене хороших знакомых. Но Фомин не нервничает, два главных его проекта — сын и дочь — давно состоялись. Старший, Александр, решил, что будет режиссером, но учится этому делу не как папа, на Высших режиссерских курсах у Меньшова, а в престижной парижской ESEC. Когда отец в разъездах, на Бронной хозяйничает дочь. Красавица Маша — студентка МАРХИ, и ее профессиональному глазу в этом интерьере все нравится. С их матерью Андрей развелся в конце нулевых, после шестнадцати лет брака: «Не знаю, как она ко мне относится, но я ее считаю близким другом».

А вдруг Фомин приведет в новую квартиру новую жену?! «Под Рождество меня не покидает ощущение, что очень скоро придется переделывать кабинет в детскую», — расплывчато объясняет он. Чтобы привыкнуть к этой мысли, Андрей Владимирович все рабочее время проводит в гостиной, которую называет не иначе как «ливинрум». Здесь двадцатидевятидюймовый iMac с глянцевым экраном, который придает ему некоторое сходство с зеркалом в театральной гримерной. Фомин ушел из Театра Вахтангова в далеком 1991-м, но карьеру сделал на том, что последовательно привносил театр во все, чем занимался. Вечеринки в «Арлекино», премия Night Life Awards, «Серебряная калоша», которую он только что собственными силами возродил в «Гоголь-центре», и, наконец, Bal des Fleurs на вилле Ротшильда.

Сейчас, когда искусство в развлечениях уходит на второй план, продюсер переключается на себя в искусстве. «Эпоха потребления вытравила из событий душу», — он сыпет афоризмами так, что даже Станиславский сказал бы: «Верю». Но с этими актерами никогда не знаешь наверняка. Даже квартиры они отделывают по принципу «шоу должно продолжаться».